эовин и фарамир

Геймплей Middle earth shadow of war в котором нам покажут особенности в осаде замков.

Кто такой Том Бомбадил? Ч. 2

Прежде (уже так давно, что наверняка нужно освежить это в памяти), мы попытались выяснить и объяснить, почему Том не может быть ни вала, ни майа, ни природным духом, а также откинули ряд «младших» теорий. А потому, остаётся вопрос – каким духом являлся Том?

Несмотря на перерыв, мы всё ещё с радостью принимаем ваши вопросы, и вот-вот займёмся награждением лучшего за последние.... полгода. Да, толкинистика - она такая. Медленная.

Итак,

Том как воплощение Музыки айнур

   Вероятно, стоит ответить сперва – что определяет природу любого духа? Дух, гость любой мифологии, предстаёт персонификацией сил природы, явлений жизни, отдельных человеческих качеств; дух определяют его центральные, ключевые и наиболее заметные функции, свойства и качества. Том могущественен, пусть и находится в рамках; он старейший, первый и последний. Он взаимодействует с миром посредством песни и музыки, с самого своего появления в истории. Главы, посвящённые Бомбадилу, перегружены песнями, и едва ли у кого-то возникнет сомнение, что музыка – главная особенность этого духа. Если сомнения возникают – пишите.

   Прежде, чем описать эту теорию (довольно популярную в западной толкинистике), следует напомнить – Толкин не давал и не желал дать ответ на вопрос о природе Тома. Он полагал само существование этой загадки той деталью, которая делает мир объёмным; ведь мы и сами многого не знаем о мире, и часто сталкиваемся с вещами, едва ли объяснимыми. Однако материал, оставленный Толкином, столь богат, что всегда будут находиться новые и новые теории, объясняющие аспекты его мира, не выходя при этом за рамки утверждённого канона. Следующая теория – попытка дать не окончательный, но уже куда более зрелый ответ на извечный вопрос Легендариума. Вступая на эту тропу, неволей мы вынуждены идти на компромисс с собственными амбициями исследователя – ибо нет однозначного ответа, и никогда уже не будет, если не оставил его Толкин в глубине всё ещё не поднятых архивов. Также, предвосхищая некоторые обвинения, уточняем – мы не говорим, что Бомбадил является Музыкой, а лишь  её физическим воплощением, «аспектом» либо «аватаром». Он – своеобразный след той песни, которая сотворила мир, своеобразный «остаточный материал», некая необъяснимая аномалия, выступающая наружу деталь изначальной природы мира. Так, жена Бомбадила вполне может быть духом лесной реки; но она – не сама река, а лишь её воплощение.

   Причисление Тома к валар, майар и духам природы – это попытка вписать его в существующую, крепко сложившуюся в головах многих картину ардианской космологии. Однако, в Сильмариллионе (глава «Затмение Валинора») об Унголиант сказано: «Не ведали эльдар, откуда та явилась; но говорили иные, будто бы с давних пор она обитает в мире, куда спустилась из тьмы».  Нам так и не объясняют её природы; по хорошему, она – загадка, не уступающая Бомбадилу, но менее волнующая умы читателей. Описывая владык валар, Толкин пишет (в Валаквента):

          ...прочие, восемь в числе - Аратар, Величайшие в Арде: Манвэ и Варда, Ульмо, Йаванна и Аулэ, Мандос, Ниэнна, и Оромэ. Пускай Манвэ и король среди них, стерегущий их верность Эру, но в величии они ровня друг другу, и превосходят всякого, будь то валар, майар, или создания иного порядка, коих Илуватар отправил в Эа...

   Пускай это и не бросается многим в глаза, но здесь Толкин явственно допускает, что космология Арды не ограничивается одними лишь валар и майар. Когда валар придают форму Земле, то они призывают себе в помощь духов, среди которых некоторые «почти равны были им в силе». В текстах встречается множество других явлений, которые мы можем объяснить их духовной природой – каменные великаны, Смотрящие (Стражи), вполне «живой» пик Карадрас, энты, умертвия. Само наличие таких духов – разных по своей природе, и отличных от валар и майар - видится нам достаточным, чтобы продолжить.

Несколько слов о Христе, Святом духе, и великой Мудрости

   Ни для кого не секрет, сколь убеждённым католиком был Толкин. Разумеется, он верил и в Святую Троицу, и был знаком с трактовкой Иисуса как Слова Божьего и ветхозаветной Мудрости. Сравните этот отрывок из «Книги Притч»:

          Господь имел меня началом пути Своего, прежде созданий Своих, искони; от века я помазана, от начала, прежде бытия земли. Я родилась, когда еще не существовали бездны, когда еще не было источников, обильных водою. Я родилась прежде, нежели водружены были горы, прежде холмов, когда еще Он не сотворил ни земли, ни полей, ни начальных пылинок вселенной. Когда Он уготовлял небеса, я была там. Когда Он проводил круговую черту по лицу бездны, когда утверждал вверху облака, когда укреплял источники бездны, когда давал морю устав, чтобы воды не переступали пределов его, когда полагал основания земли: тогда я была при Нем художницею, и была радостью всякий день, веселясь пред лицем Его во все время, веселясь на земном кругу Его, и радость моя была с сынами человеческими.  (Притч 8:22-31, Синодальный перевод)

И то, как себя описывает Бомбадил:

          Старейший, вот кто я... Том помнит первый дождь, и первый жёлудь... он знал тьму, когда в  ней не было страхов – прежде, чем Тёмный владыка пришёл Извне... (LotR I-7)

   Это отступление необходимо, чтобы уберечь теорию от прямых параллелей: да, Толкин употреблял элементы христианской мифологии, осознанно или нет, но почти никогда не делал их равнозначными. Он употребляет мотив воскрешения, но в нём нет того значения, которым обладала судьба Христа. Точно так же, проводя параллель между Словом Божьим и Музыкой айнур, мы не проводим тем самым параллель между Иисусом и Бомбадилом, особенно в рамках догмата о Троице. Нас могут обвинить в арианстве, но мы, ни на шаг не отходя от Библии и учений отцов Церкви вплоть до 325 года, не увидим ни единого упоминания о единстве Отца, Сына и Святого духа, как и мысли о божественной природе Христа.

   В учениях раннего христианства допускалось, что Иисус – то самое Слово, первое из созданий Бога, через которого и было сотворено всё прочее. Такова и роль Музыки в Легендариуме – через неё Илуватар даёт начало миру и всему в нём. Однако, как и Слово Божье, Музыка была задумана Эру задолго до валар, майар и всего, что было им создано. В трудах Отцов Церкви, Иисус – инструмент и вернейший помощник Бога, но не сам Бог; так и Музыка, свяжи мы её с Эру – лишь инструмент, отдельная личность, возникшая до всего остального. «В начале было Слово, и Слово было божественным» - таков более точный перевод известных строк.

Том и его пение

   Всё участие Тома в истории связано с его пением; он знает, какую песню применить, чтобы Ива отпустил хоббитов; он побеждает умертвие, демона, лишь с помощью силы своей песни (и не просто побеждает, но изгоняет из этого плана бытия!). Когда Гендальф выступает против балрога, он раскрывает тому свои силы, совершает древний ритуал восхваления перед сражением. Можно ли вообразить, чтобы вместо пламени Анора Гендальф угрожал балрогу силой своего певческого голоса? Откуда же у Бомбадила есть столь глубокие познания о самой материи музыки, что он оказывается способен изгнать грозного врага без особых на то видимых усилий? К тому же, можете ли вы себе представить двух сцепившихся дриад (не в формате Оглафа), или сражение иных духов леса и древ? Бомбадил же сражается с деревьями, и называет их тёмными – действие, нетипичное для духа природы, которые обычно враждебны лишь людям. При этом, способность Бомбадила уникальна; когда Фродо позднее пытается изгнать назгул, то ему это не удаётся, ведь у него «не было силы Бомбадила». Том сражается не с физической оболочкой противника, но обращается прямо к его естеству; даже Гендальф, Саруман, Саурон, даже Тулкас с Морготом сражаются сродни смертным, нанося удары и получая удары в ответ.

   Ива назван злым, но Том, уже столько раз видевший его злобность, не убивает дерево; он всякий раз успокаивает злобу Ивы, тем самым очищая мир от Искажения. Он, обладая изначальной творческой силой – музыкой – знает все мотивы, и способен найти подход к каждому. Потому он так могущественен, что, вероятно, способен бы был одолеть даже майа Саурона. Но его задача – не побеждать в чужой войне, а вносить гармонию туда, где она была утрачена из-за разлада, внесённого Мелькором.

   Когда хоббиты прощаются с Бомбадилом, тот говорит, что ему пора вернуться к своим делам: «Мне многое нужно сделать и спеть, и много сказать и пройти, и за краем своим проследить». «Сделать» (make) Том называет первым, к тому же в паре с пением. Для него, музыка – исконный инструмент созидания, которым был сотворён мир, и которым Арда будет излечена от Искажения в конце времён.

Возвращаясь к Унголиант

   В этой связи, считаем не лишним вспомнить уже упомянутую Унголиант. Как было замечено, она – загадка не меньшая, нежели Бомбадил. Более того, они оба описаны Толкином на удивление схоже, и к обоим из них Толкин применяет слово «извечный» (primeval, букв. «первобытный»). В широком понимании, вся история Арды – от сотворения до Последней битвы – противостояние двух противоположных мотивов, чистого замысла Илуватара и  Искажения Мелькора. Допуская, что Бомбадил олицетворяет собой первое, не составит труда связать Унголиант с Искажением. Совершенно неуместным может показаться упоминание Бомбадила ближе к концу истории, в логове Шелоб; но разве не уместно оно, когда Шелоб – прямой потомок Унголиант? Обнаружив эту связь, становится легче понять Тома.

Речь идёт о следующем отрывке:

          «Это ловушка!» - Сэм схватился за рукоять клинка, и ему тут же вспомнилась тьма кургана, где клинок был добыт. – «Вот бы старый Том был рядом!» - подумалось ему. Он стоял, окружённый тьмой и съедаемый собственным отчаяньем и злостью, и вдруг ему привиделся свет: сперва нестерпимо яркий, подобно тому, как солнце слепит глаза всякому, кто прежде долго сидел в темнице. Свет превратился в цвета – зелёный, золотой, серебряный, белый. Вдалеке, как на маленькой эльфийской картине, он увидел владычицу Галадриэль среди трав Лориэна, и подарки были в её руках. «А тебе, Носитель Кольца,» - услышал он её голос, далёкий, но ясный. – «Тебе я приготовила это... Свет, что сияет, когда уже всё угасло. Ведь ныне лишь свет нам поможет...»

   Кроме очевидного противопоставления – свет против тьмы и добрый Бомбадил против злобной Шелоб – отрывок намекает на куда более глубокие связи. Фиал Галадриэль важен, поскольку в нём – отблеск звезды Эарендила, сильмарила, свет которого был взят из Двух древ Валинора; Древа же убила Унголиант. Толкин мастерски указывает на то, как свет, уничтоженный предком Шелоб, помогает победить её. Илуватар некогда отвечал Мелькору – «разве не видишь ты, что противясь мне, лишь исполняешь мой замысел?»; Унголиант, как казалось, одержала верх над Замыслом создателя, когда уничтожила Древа – но возмездие настигло её род. Противостояние света и тьмы проходит лейтмотивом через весь Легендариум, но редко где – столь показательно. Толкин явно противопоставляет и Тома с Унголиант, при этом делая их схожими в своей уникальности; случайно ли?

   Уничтожив Древа, Унголиант становится столь могущественна, что Мелькор пугается её; её природа – это неудержимый, злобный голод, сама Бездна, готовая поглотить мир – те качества, что Мелькор внёс своим Искажением в мир. Она снисходят в мир из тьмы, которая возникает в Песне с Искажением. Всё это позволяет заключить, пусть и с долей необходимой осторожности, что Унголиант – пара Бомбадила, его тёмное, искаженное альтер-эго.

   Очень важным видится любовь (почти одержимость) Тома к его жене. Если допускать, что она – дух реки, то это становится вполне закономерным: «И считают эльдар, что в воде живёт ещё отголосок Музыки айнур, больше, чем в любой земной материи»; эхом Музыки для эльфов звучит и шум морских волн. Если Том – воплощение Музыки, то лучше пары ему не найти. В одной из своих песен Том и вовсе признаётся, что полюбил речного духа за её прекрасное пение.

   Когда Фродо произносит само имя Бомбадила, то его голос меняется, напоминая звук барабана и труб. Ещё прежде, в гостях у Тома, хоббиты сами того не замечают за угощением, как начинают петь, и пение кажется им куда естественней обыкновенного разговора. Выходит, рядом с Томом, в сосредоточии его власти, песни сами находят себе путь.

   Ещё одно необыкновенное происшествие – позднее, в Курганных холмах, когда Бомбадил рассказывает хоббитам о судьбе королевства Арнор:

          «Немногие помнят их, хотя некоторые и ныне бродят по миру – сыновья забытых королей, блуждающие в одиночестве, и стерегущие простой народ от зла.» - хоббиты не понимали его слов, но пока он говорил, им явилось видение далёких лет, и перед ними, в тенистой долине, выстроились высокие и печальные мужи; во челе у последнего сияла звезда. Видение угасло, и хоббиты вновь очутились в своём мире.

   В Песне заключена история мира, и Бомбадил позволил хоббитам заглянуть не только в прошлое, но и в будущее; ведь Арагорна – мужа со звездой во челе – они ещё не встретили. Когда Песня была спета, Илуватар так же показал айнур видение, в которое та обратилась; и лишь потом мир был сотворён де-факто. Позднее, когда Бомбадил вновь поёт, хоббиты не могут понять его – то ли слова его лишены всякого смысла, то ли (как решают хоббиты в итоге) – он поёт на древнем и незнакомом им языке, «преисполненном чудес и красоты». Такими же словами описана Музыка и пение айнур; может ли быть так, что Бомбадил пел на валарине, либо неком языке, который предшествовал ему? Будучи воплощением Музыки, он знал, как она была спета; ведь Толкин никогда не пишет таких деталей случайно. 

В доме Бомбадила Фродо видит сон, навеянный звуками песни:
          ...песни, что подобно тусклому лучу спускалась из-за завесы дождя, становясь всё сильнее и обращая её в серебряную гладь; и вот – завеса отброшена, а впереди – прекрасный зелёный край в лучах рассвета.

В финале истории, отправляясь в Бессмертные земли, Фродо вновь слышит песню:
          ...ночью, посреди дождя, Фродо ощутил в воздухе дивный аромат, и услышал песню, доносимую из-за волн. И вдруг почудилось ему, как во сне в доме Бомбадила, что серая пелена дождя обращается серебряной гладью и отступает. И тогда он увидел – белые берега, а за ними прекрасный зелёный край в лучах рассвета.

   Важный элемент этих почти идентичных отрывков – музыка и песня. Пророческий сон Фродо видит в доме Бомбадила, и это – очередной намёк на его природу. Единственное место во всём Эа, способное сравниться с домом Бомбадила по чистоте и заключённой в Музыке силе – Бессмертные земли, где живут сами айнур. А какая музыка способна обладать силой прорицания, кроме как Музыка Сотворения?

   Когда Фродо спрашивает – «Кто такой (есть) Том Бомбадил», то ответом ему служит «Он есть», либо «Он суть» - главная причина, почему многие видят в нём Бога-Творца. Однако, теория эта уже отвергнута не только нами, но и самим Толкином; куда важнее теперь понять, что может быть самим естеством?

   Музыка – это бытие, существование мира, его создание, жизнь и перерождение. Когда Илуватар создаёт мир, то говорит «Эа» - т.е. говорит миру «будь», а инструмент к сотворению – Музыка айнур (так же, как уже упомянутое Слово Божье становится инструментом, через который Бог создаёт мир). Если перевести ответ «он есть» на эльфийские языки, то выйдет «Эа» - «то, что есть».  Музыка не владеет миром, но она заключена во всём, и во всём оставила след, как инструмент Илуватара. Взяв теорию на вооружение, можно объяснить как всемогущество Бомбадила, так и его ограничения; как его знания, так и его неведение о мире, что выходит за рамки Замысла.

   Разумеется, предстоит ответить на ещё множество вопросов, чтобы эта теория смогла превзойти остальные в глазах людей; и мы сами будем рады выслушать ваши, ведь в попытке ответить на них мы и способны приблизиться к разгадке.

          Том опять несёт домой лилии подмышкой.
          Хэй, хо! Добрый люд! Песни мои слышно?

Кирдан - старейший и мудрейший эльф Средиземья

Свершилось! 

Очень любопытно, кто победит =)) Вроде бы в нашем фэндоме такого пока не было ))) Итак, кто ваш САМЫЙ любимый персонаж из Трилогии Дж. Р. Р. Толкиена?

Может и избито, но мне также интересно, кто ваш самый НЕлюбимый персонаж =)) Напишите в комментах. Если выбрали пункт "другой", также не забудьте отписаться $-)

PS Мери и Пина объединил, потому что, на мой взгляд, эти веселые раздолбаи стоят друг друга =))

PPS Картинка для привлечения внимания :-3

Из письма к Форресту Дж. Акерману 

Не датировано; июнь 1958]

[Комментарии Толкина по поводу предварительной версии киносценария{278} к «Властелину Колец».

Я наконец-то закончил комментировать «Сюжетную линию». То, сколь длинны и подробны мои заметки, я надеюсь, послужит доказательством моей заинтересованности в этом деле. По меньшей мере кое-что из того, что я говорю или предлагаю, может оказаться приемлемым, даже полезным, или, по крайней мере, интересным. Комментарии изложены постранично, в соответствии с текстом мистера Циммермана, копия которого была мне предоставлена и которую я теперь возвращаю. От души надеюсь, что кто-нибудь возьмет на себя труд это все прочитать.

Если Ц. и/или другие за это возьмутся, их, возможно, раздосадует или огорчит тон многих моих замечаний. Ежели так, то мне очень жаль (хотя я и не удивлюсь). Но я бы попросил их напрячь воображение и попытаться понять досаду (а порой и обиду) автора, который обнаруживает, чем дальше, тем больше, что с его произведением, кажется, обращаются в общем и целом небрежно, местами бездумно, и, по всему судя, вообще не понимая, о чем оно…..

Каноны построения сюжета сохраняют силу применительно к любому виду искусства; и недостатки плохих фильмов зачастую объясняются именно что преувеличением и вторжением неприемлемого материала, причиной чему — неспособность разглядеть глубинную суть оригинала.

Ц…. втиснул «волшебный замок» и целую уйму орлов, не говоря уже о заклинаниях, синих огнях и некотором количестве неуместной магии (как, скажем, парящий в воздухе Фарамир). Он вырезал те части повествования, от которых главным образом зависит его характер и особая атмосфера, отдавая предпочтение дракам; и не предпринял никакой серьезной попытки адекватно представить суть истории: поход Хранителей Кольца. Последняя, наиболее важная ее часть просто зарублена — не побоюсь этого слова — на корню.

Далее приведено несколько отрывков из пространных комментариев Толкина по поводу «Сюжетной линии».«Ц.» используется как сокращение для обозначения (автора) сценария. Ссылки даются на страницы (и, при необходимости, на отдельные строчки); ссылки на текст оригинала даются на том и страницу.

      2. С какой стати фейерверки включают в себя изображения «флагов» и «хоббитов»? В книге этого нет. Какие-такие «флаги»? Предпочитаю свой собственный выбор фейерверков.

Гандальв, извольте запомнить, «слюной» не «брызжет». Хотя ему порою случается и вспылить, хотя он наделен чувством юмора и вроде как фамильярничает с хоббитами, он — существо, облеченное высшей властью, исполненное благородства, и держится с исключительным достоинством. Не следует забывать об описании в I стр. 239.

     4. Здесь мы имеем дело с первым вторжением орлов. На мой взгляд, орлы — главная ошибка Ц., и притом совершенно неоправданная.

Орлы — опасный «механизм». Я их использовал очень умеренно, и это — абсолютный «потолок» их убедительности или полезности. Приземление Великого Орла с Туманных гор посреди Шира — это абсурд; кроме того, это делает неправдоподобным последующее пленение Г. Саруманом и портит рассказ о его бегстве. (Один из основных недостатков Ц. — его тенденция предвосхищать сцены или приемы, использованные позже, тем самым опошляя сюжет.) Радагастом зовут не орла, а мага; в книге приводится несколько орлиных имен. Для меня эти подробности важны.

Здесь да позволено мне будет заметить, что я абсолютно не вижу, зачем понадобилось сознательно ужимать временной расклад. В оригинале и без того плотность событий весьма высока: основное действие происходит с 22 сентября по 25 марта следующего года. Некритично настроенный зритель, возможно, что и проглядит множество невероятных нелепостей, вызванных еще большим ускорением; но я не понимаю, зачем без всякой на то необходимости их вводить. Естественно, что время в фильме неизбежно более расплывчато, нежели в книге; но в толк не могу взять, на что нужны определенные утверждения касательно времени, вопреки книге и достоверности…..

Сезонам в оригинале уделяется внимание самое пристальное. Они ярки и красочны, и должны бы, и с легкостью могут стать основным средством, с помощью которого художники показывают ход времени. Главное действие начинается осенью и длится всю зиму вплоть до ясной, погожей весны: на этой основе зиждется содержание и атмосфера повести. «Ужимание» времени и пространства у Ц. уничтожает это впечатление. Так, по его раскладам мы угодим в снежную бурю, в то время как на дворе еще лето. «Властелин Колец», возможно, и «волшебная сказка», однако действие его происходит в Северном полушарии этой земли: мили — это мили, дни — это дни, погода — это погода.

Ужимание такого рода вовсе не то же самое, что необходимое сокращение или отбор сцен и событий для воплощения в зрительных образах.

    7. Первый же параграф создает превратное представление о Томе Бомбадиле. Он — не владелец лесов; и к такой угрозе он бы никогда не прибег.

«Старый плут!» Вот хороший пример общей тенденции, что я замечаю за Ц., — тенденции к снижению и упрощению тона под стать сказочке более детской. Это выражение никак не согласуется с тоном последующей долгой речи Бомбадила; и хотя речь эта вырезана, вовсе незачем игнорировать содержащиеся в ней указания.

Извините, но, на мой взгляд, Златенику вводят ужасно нелепым образом, под стать «старому плуту». Опять-таки в моей истории для этого нет никаких оснований. Мы не в «волшебной стране», а в самом что ни на есть реальном краю рек осенней порой. Златеника воплощает собой смену времен года в таких землях. Лично я считаю, что лучше ей вообще исчезнуть, нежели появляться таким бессмысленным образом.

    8 строка 24. Хозяин гостиницы кепросит Фродо «зарегистрироваться»! Да и зачем бы? Там нет ни полиции, ни властей. (Равно как и комнаты он у меня не номерует.) Если нужно добавлять лишние подробности в картину, и без того загроможденную, они должны хотя бы соответствовать описываемому миру.

    9. Покидать гостиницу ночью и убегать в темноту — здесь это совершенно невозможное разрешение трудностей с подачей материала (а я их вижу). Арагорн никогда бы так не поступил. Данная сцена основана на абсолютно неправильном представлении о Черных Всадниках; очень прошу Ц. его пересмотреть. Опасны они главным образом тем, что внушают иррациональный страх (подобно призракам). У них не так много физической силы, чтобы одолеть бесстрашного; но та, что есть, и внушаемый ими страх несказанно возрастает в темноте. Король-чародей, их предводитель, во всех отношениях могущественнее остальных; однако ж не следует до поры наделять его мощью т. III. Там, будучи поставлен Сауроном во главе войска, он обретает добавочную демоническую силу. Но даже в Пеленнорской битве тьма только-только начала рассеиваться. См. III 114.

   10. Ривенделл — никакой не «мерцающий лес». Это — неуместное предвосхищение Лориэна (на который он никоим образом не похож). С Заветери его не видно: Ривенделл находится от нее в 200 милях и сокрыт в ущелье. Не вижу ни визуальных, ни сюжетообразующих выгод в том, чтобы без нужды ужимать географию. В книге Бродяжник вовсе не «выхватывает меч». Еще бы: его меч сломан. (Клинок, сияющий эльфийским светом, — еще одно ложное предвосхищение перекованного Андуриля. Предвосхищение — один из главных недостатков Ц.) Так зачем ему это делать здесь — в поединке, в котором, как ясно указывалось, оружие не задействовано?

   11. Арагорн не «пел песню о Гиль-галаде». Что вполне естественно: она крайне неуместна, поскольку повествует о гибели эльфийского короля от руки Врага. Черные Всадники не вопят, но хранят куда более пугающее молчание. Арагорн не бледнеет. Всадники медленно подходят пешими в темноте, а вовсе не «пришпоривают коней». Никакой битвы нет. Сэм вовсе не «вонзает свой клинок в бедро Кольцепризрака», равно как и удар его вовсе не спасает Фродо жизнь. (А будь это так, результат оказался бы практически таким же, как в III 117—20: Призрак рухнул бы на землю, а меч исчез бы.)

С какой стати мой рассказ об этом эпизоде переписан целиком и полностью, без учета оставшейся части повествования? Я понимаю, что сцена в темноте заключает в себе ряд трудностей, но они вполне преодолимы. Полумрак, озаренный маленьким алым костерком, и Призраки, медленно приближающиеся как тени более темные, — вплоть до того мгновения, когда Фродо надевает Кольцо и Король выступает вперед в истинном обличье, — представляется мне картиной куда более внушительной, нежели очередные вопли и довольно бессмысленное размахивание мечами…..

На этот отрывок я затратил некоторое время как на пример того, с чем сталкиваюсь слишком часто, чтобы испытать «удовлетворение или удовольствие»: намеренное изменение сюжета, фактическое и смысловое, без всякой практической или художественной цели (насколько я могу судить), и обезличивающий эффект, что неминуемо возникает из-за уподобления одного эпизода другому.

   15. Время вновь ужимается и ускоряется, а в результате снижается значимость Квеста. Гандальв вовсе не говорит, что они отправятся в путь, как только упакуют вещи! Проходит два месяца. Без временных указаний вообще можно обойтись. Ход времени следует просто отобразить хотя бы тем, что по пейзажу и деревьям будет видно: наступила зима.

В конце страницы снова появляются орлы. На мой взгляд, столь вольное обращение с книгой просто недопустимо. «Девять Пеших» — и нате вам, они тут же взмывают в воздух! Такая отсебятина разве что снижает правдоподобие, а сюжетный ход с орлами становится избитым к тому времени, когда они наконец действительно понадобятся. Кинематографу вполне по силам наметить, относительно кратко, долгое и утомительное путешествие, скрытно, пешком, навстречу трем зловещим горным пикам.

Ц., похоже, не слишком-то интересуют времена года или пейзажи, хотя из того, что я видел, я сказал бы, что главное достоинство и привлекательность фильма, скорее всего, окажутся заключены именно в них. А что, на взгляд Ц., эффект фильма, скажем, о восхождении на Эверест несказанно улучшится, если ввести вертолеты и подвезти альпинистов до середины подъема (вопреки достоверности)? Куда лучше было бы вырезать снежную бурю и волков, нежели превратить трудное путешествие в фарс.

   19. С какой стати Ц. наделил орков — клювами и перьями?! (Орки— это вам не гагарки!) Со всей определенностью говорится, что орки — это искажение «человекоподобного» обличил эльфов и людей. Они (есть или были) приземистые, раздавшиеся вширь, с плоскими носами, землистой кожей, широкими пастями и раскосыми глазами: по сути дела, ухудшенные и отталкивающие разновидности самых непривлекательных (с точки зрения европейцев) монголоидных типов.

   20. Балрог вообще не разговаривает и не издает никаких звуков. И уж тем более не хохочет и не глумится…..Возможно, Ц. и считает, что разбирается в балрогах лучше меня, но пусть не рассчитывает, что я с ним соглашусь.

   21 и далее. «Чудесное зрелище. Это — дом Галадриэли… эльфийской королевы». (Вообще-то таковой она не была.) «Изящные шпили и миниатюрные минареты эльфийского цвета гармонично вписываются в прелестные очертания замка». По-моему, этот отрывок сам по себе прискорбен, а местами еще и сущая наглость. Не будет ли Ц. так добр отнестись к моему тексту с толикой уважения, хотя бы в описаниях, которые со всей очевидностью являются ключевыми для общего тона и стиля книги! Я ни при каких обстоятельствах не потерплю такого обращения с Лориэном, даже если лично Ц. предпочитает «крохотных феечек» и дешевые безделушки традиционных современных волшебных сказочек.

Исчезновение искушения Галадриэли глубоко показательно. Практически все, что заключает в себе нравственный смысл, из сценария убрано.

   22. Лембас, «дорожные хлебцы», названы «пищевым концентратом». Как я уже давал понять, я не выношу, когда мое произведение приближают к стилю и характеру «contes des fйes», или французских волшебных сказочек. В равной степени я терпеть не могу любые поползновения в сторону «наукообразия», примером которого является данное выражение. И та, и другая стилистика моей истории чужды. Мы не Луну осваиваем и не какую-либо другую, еще более неправдоподобную область. Никакой лабораторный анализ не выявил бы у лембас химических свойств, благодаря которым лембас превосходят любые другие пшеничные хлебцы.

Я комментирую здесь это выражение лишь как показатель подхода в целом. Вне всякого сомнения, оно случайно и (надеюсь) в сам диалог ничего подобного в стилевом плане не вкрадется.

В книге у лембас две функции. Это «механизм» или прием для того, чтобы придать правдоподобия длинным переходам при малом количестве провианта в мире, в котором, как я уже сказал, «мили и мили». Однако это как раз относительно неважно. А еще лембас обладает куда большей значимостью — «религиозного» характера, как я бы сказал с определенными оговорками. Это впоследствии становится очевидным, особенно в главе «Гора Рока» (III 213 и далее). Не вижу, чтобы Ц. использовал лембас хотя бы как сюжетный прием; а вся «Гора Рока» исчезла в искаженной неразберихе, в которую Ц. превратил финал. Насколько я могу судить, лембас вообще можно убрать заодно с остальным.

Я от души надеюсь, что при вкладывании определенных речей в уста персонажей они будут воспроизведены в точности так, как у меня: по стилю и настрою. Я буду возмущен искажением характеров персонажей (и уже возмущаюсь, насколько это видно по данному наброску) даже больше, нежели порчей сюжета и декораций.

Части II и III. Я много места уделил критике части I, и даже отдельных ее деталей. Это оказалось проще, потому что часть I в целом воспроизводит сюжетную линию книги и отчасти сохраняет ее логическую последовательность. Часть II воплощает в себе все недостатки части I; но при этом гораздо более неудовлетворительна, а уж часть III — еще хуже, причем в отношении вещей куда более важных. Складывается впечатление, что Ц. затратил массу времени и труда на часть I и теперь обнаружил, что ему не хватает не только места, но и терпения для проработки двух более трудных томов, где действие ускоряется и усложняется. Как бы то ни было, он предпочел трактовать их так, что возникает хаос, к финалу перерастающий едва ли не в бред сумасшедшего…..

Теперь повествование распадается на две основные линии: 1. Основное действие: Хранители Кольца. 2. Второстепенное действие: оставшаяся часть Отряда, уводит к «героическим» темам. Важно рассматривать эти две линии в логической последовательности. Как для внятности истории, так и потому, что они столь различны по тону и декорациям. Смешивать их без толка и смысла означает полностью погубить и то, и другое.

   31. Я глубоко сожалею о подобном обращении с главой «Древобород», подсказано оно необходимостью или нет. Я уже заподозрил Ц. в том, что деревья его не интересуют; и очень жаль, поскольку в данной истории им отведено немало места. Но, честное слово, то, что осталось, в любом случае — совершенно невразумительное мимолетное впечатление, разве нет? Кто вообще такие энты?

   31—32. Теперь мы добрались до жилища людей в «героическом веке». Ц., похоже, этого не понимает. От души надеюсь, что поймут художники. Но и ему, и им на самом деле достаточно лишь следовать тексту и не менять его по собственному капризу (совершенно неуместному).

В те времена личные «покои» не использовались. У Теодена, скорее всего, их и не было, разве что «спальня» в отдельной небольшой «пристройке». Гостей или посланцев он принимал, восседая на возвышении в своем королевском чертоге. Из книги это вполне понятно; и такую сцену можно проиллюстрировать куда успешнее.

    31—32. Отчего Гандальв и Теоден не выходят на открытое место перед дверями, как сказано у меня? Да, я отчасти обогатил культуру «героических» рохиррим, однако до застекленных окон, которые можно распахнуть, дело не доходит!! Можно подумать, мы в отеле. («Восточные окна» чертога, II 116, 119, представляли собою лишь узкие, незастекленные прорези под свесами крыши.)

И даже если бы король такого народа имел отдельный «покой», этот покой никогда бы не превратился в «бурлящий деятельностью улей»! Бурная деятельность имеет место быть снаружи и в городе. То, что подлежит показу, должно происходить на широкой мощеной террасе перед массивными дверями.

    33. Боюсь, что изображенная мимоходом «защита Хорнбурга» — такое название подошло бы лучше, поскольку Хельмова Падь, ущелье за крепостью, вообще не фигурирует, — меня не вполне удовлетворяет. Сдается мне, втиснутая в таком виде в фильме эта сцена покажется довольно бессмысленной. Вообще-то сам я склоняюсь к тому, чтобы ее безжалостно вырезать, раз уж никак нельзя сделать ее более внятной и более значимой частью истории…..Если и на энтов, и на Хорнбург не остается достаточно места, чтобы получилось вразумительно, придется от чего-то одного избавиться. И лучше от Хорнбурга, поскольку по отношению к главной сюжетной линии это — побочный эпизод; кроме того, мы выигрываем еще и в том, что большая битва нам еще предстоит (а ее по возможности нужно изобразить как можно эффектнее), но битвы обычно чересчур похожи одна на другую: отсутствие конкуренции главной битве пойдет только на пользу.

    34. С какой стати Ц. взбрело в голову утверждать, что хоббиты «жуют смехотворно длинные сэндвичи»? И впрямь смехотворно. Не понимаю, с чего автор должен «радоваться» таким дурацким переделкам. Один из хоббитов спал, другой курил.

Винтовая лестница, «вьющаяся» вокруг Башни [Ортанк], — продукт фантазии Ц., а не моего произведения. Я же предпочитаю второе. Высота башни составляла 500 футов. К большой двери вела лестница из 27 ступеней; над ними было окно и балкон.

Ц. чересчур любит слова «гипноз» и «гипнотический». Ни гипноз как таковой, ни его научно-фантастические разновидности в моем произведении не фигурируют. Голос Сарумана не гипнотизировал, но убеждал. Те, кто ему внимал, подвергались опасности не впасть в транс, но согласиться с его доводами, будучи в полном сознании. Для любого всегда была открыта возможность отвергнуть, посредством свободной воли и разума, как сам его голос в момент говорения, так и последующее произведенное им впечатление. Саруман искажал способности к рассуждению.

Ц. вырезал финал книги, включая смерть Сарумана как таковую. В таком случае не вижу повода его убивать. Саруман ни за что не покончил бы с собой: та личность, которой он стал в итоге, станет цепляться за жизнь вплоть до последнего, жалчайшего ее остатка. Если Ц. желает-таки решить вопрос с Саруманом (не вижу, почему, при том, что столько нитей остается болтаться как попало), Гандальву, когда отлученный Саруман падает наземь, следует сказать что-нибудь вроде: «Раз ты упорно отказываешься выйти и помочь нам, так оставайся в Ортанке, пока не сгниешь, Саруман. И пусть об этом позаботятся энты!»

Часть III…. в моих глазах абсолютно неприемлема, как целиком, так и в подробностях. Если предполагается, что это — лишь наброски для раздела, по длине приблизительно равного I и II, тогда при заполнении необходимо привести его в соответствие с книгой и устранить вопиющие переделки. А если предполагается, что это — лишь своего рода короткий финал, тогда могу сказать лишь одно: так искажать книгу «Властелин Колец» недопустимо.