1 Назгул

В Братствe Кольца Боромир и Исильдур оба были развращены Единым Кольцом и убиты тремя орочьими стрелами из засады. Однако, Исильдур, ослеплённый силой Кольца, был предан им и получил стрелы в спину. Боромир же видел разложение, которое приносит Кольцо, и отверг его, умерев воином, и застрелен в грудь.

Сегодня - краткая подборка вопросов попроще, а завтра я постараюсь опубликовать долгий опус о географии Арды всех эпох. Сегодня, все вопросу - подписаны, т.е. участвуют в голосовании. Задавайте ещё!

Список вопросов:

    - Владел ли Саруман каким-либо Кольцом Власти?

    - Почему армия мёртвых не была задействована изначально? Почему Арагорн отпустил их?

    - Что случилось с орками Изенгарда после окончания войны?

Владел ли Саруман каким-либо Кольцом Власти (например, одним из трех Колец гномов) или мог ли он сделать аналог (возможно, чисто декоративный) собственноручно, подражая Саурону?

   Очень уж часто мы обращаемся к Саруману, и уже многое было о нём сказано - и о причинах его падения, и о природе его сил, и о посмертной участи, и о замыслах господства. И мне показалось сейчас, что особое творение его рук - Кольцо Сарумана - мы и впрямь обделили вниманием.

   Раскрыв свои замыслы перед Гендальфом, Саруман Белый меняет цвет своего плаща, становясь Саруманом Многоцветным; и в свидетельство своей новой власти, он предъявляет Гендальфу собственное Кольцо, нарекая себя Саруманом Создателем Колец. Очевидная аналогия с Кольцом Саурона верна, но, однако, будет не полной; и считать, что Саруман выковал собственное Кольцо Власти, будет поспешно и ошибочно. И вот почему:

   Как известно, Саруман был мудрейшим среди истари, хотя мудрость его, в отличии от житейской мудрости и сострадания Гендальфа, заключалась в знаниях и тайнах - зачастую запретных и тёмных. Осознанным риском валар, отправивших истари в Средиземье, было поставить во главе отряда (пускай и чисто символически, ибо лидерство Сарумана оформилось лишь с созданием Белого совета многими веками позже) того из майар, кто больше прочих понимал в искусстве Саурона, и был, к тому же, таким же учеником Аулэ, как и павший собрат (за комментарии в духе “Аулэ бракодел!” буду карать. Тебя, Шэль, буду карать лично и с особым удовольствием). Поселившись в Айзенгарде, он, несомненно, узнал о искусстве Колец ещё больше; ибо в Айзенгарде хранилась прекрасная, но запретная библиотека, а шпионы и помощники Сарумана наполняли её артефактами со всего мира.

   До прибытия в Средиземье, знание Сарумана было, условно выражаясь, теоретическим; оказавшись на землях, где Саурон лично ступал во главе своих воинств, и где ковались Кольца Власти, Саруман сумел постичь многое из того, что прежде лишь представлял. В первые годы (столетия!) он путешествовал с Синими магами на Востоке; и даже получив во владение Айзенгард, нередко его покидал. Уверен, что он был и в Эрегионе, а возможно и в Мордоре, когда тот ещё оставался покинут своим хозяином (эту теорию, если меня не подводит память, развивают в недавней “Shadow of Mordor”).

   На момент Третьей эпохи, лишь Саурон сохранил рецепт Колец Власти, которым когда-то поделился с эльфийскими кузнецами Эрегиона. Когда его замысел был раскрыт, он хорошо постарался, чтобы всякий свидетель исчез: Эрегион был сожжён, Келебримбор жестоко убит, а все его соратники сгинули вместе с ним. Поэтому Саруман, желая в самом начале лишь лучше понять слабости врага, определённо посетил этот разорённый край. И у нас есть все основания считать, что он там что-то нашёл.

   Кроме Колец Власти, кузнецы Гвайт-и-Мирдайн совершенствовали своё искусство в создании множества Младших колец - слабых, в сравнении со Старшими, но всё ещё несущих в себе толику эльфийского могущества. Как и Старшие Кольца, они были связаны с Единым Кольцом, ведь полагались на искусство, принесённое Сауроном. Я не считаю, что Саруман нашёл одно из Младших колец; но он определённо изготовил такое.

   Он не мог знать рецепт Старших Колец, и тем более не понимал, как было создано Единое, ведь только Саурон мог поведать об этом. Однако, Саруман был невероятно искусен, и, блуждая по руинам Ост-ин-Эдил, столицы Эрегиона, мог найти недостающее знание, чтобы создать собственное кольцо, но лишь слабое, неспособное даже приблизиться к Кольцам эльфов, людей и гномов, не говоря уже о Едином.

   Саруман хвалится своим кольцом, но оно, однако, не делает его сильнее. В силу своей гордыни, которая непомерно росла на протяжении столетий, Саруман спешит объявить себя королём Арды, не завоевав даже Рохан. Кольцо, созданное им, не даёт ему особых преимуществ, лишь немного усиливая его естественный талант. Создание этого кольца - жест обиды и отчаянья, ведь Кольцо, которое он на самом деле желает, вновь и вновь ускользает от него.

   Да, он действительно подражает Саурону в стремлении к Кольцу, так как у Толкина очень силён мотив самоповторяющегося зла; но дело не в одном лишь Властелине Колец. Сильнее, чем зависть к Саурону, им движет ревность к Гендальфу. Саруман всегда подозревал, что Гендальф получил от Кирдана одно из Колец эльфов, и желание обладать тем же сильно съедало его. Он, по справедливости, считал себя первым среди истари, а потому не мог понять, почему Кирдан избрал не его. К тому же, уже подробно описанная мною прежде подозрительность Сарумана (как следствие его собственной скрытности) привела его к мысли, что Гендальф скрывает Единое Кольцо в кармане простака Бильбо.

   Ущемлённое чувство гордости, в купе с манией величия, привели его отчаянной попытке выковать собственное Кольцо. Возможно, он и сам понимал, что создал пускай и искусное, но слабое подобие Единого, но гордыня не позволила бы ему это признать. Он кичился своим Кольцом перед Гендальфам, и считал, что победа уже у него в руках; но Кольцо не спасло Сарумана, потому что было лишь катализатором его собственной мощи. Которую он не только преувеличивал, но ещё и подрастерял. Как и всякий тиран, потерявший связь с реальностью, он проиграл, хотя его положение было более чем выгодным.

   Подтверждением моих слов о том, что Саруман не создал собственное Кольцо (т.е. кольцо, выкованное из его личного могущества, как это сделал Саурон) служит тот факт, что с падением Барад-дура артефакт Сарумана стал простым украшением. Да, он был единственным за четыре тысячи лет, кто сумел повторить творения эльфов Эрегиона; но такие кольца они изготавливали сотнями, без особого для себя труда - не ровня Старшим.

   Не совсем понимаю, что означает авторское "изначально" в вопросе. Арагорн не мог прибегнуть к армии мёртвых раньше, потому клятва была связана с камнем Эрех. Это очень типичный для легенд мотив повторения - ведь он принимает их клятву на том самом месте, где её принимал Исильдур, именно так, как это было три тысячи лет назад. И, что особенно важно - как и Исильдур, он принимает её в час особой нужды, и не смог бы принять раньше (до того, как Саурон начал атаку). Таковы законы ритуала.

   Согласно реалиям книги, мёртвые дошли с Арагорном до Пеларгира, крупнейшего портового города Гондора, и самим своим видом повергли в ужас корсаров - те в страхе прыгали за борт и бежали прочь. Это очень важный момент! - в отличии от фильма, книги не дают подсказок к тому, могло ли оружие мертвецов наносить вред живым. Страх - вот что помогло освободить Пеларгир.

   После этой скорой победы Арагорн получил всё, что желал: путь для подкреплений с юга был открыт, и вскоре ополчение направилось на подмогу Минас Тириту. Мёртвые были отпущены тут же, у стен Пеларгира, и не присутствовали в Битве на Пеленнорских полях. Почему?

   Во-первых, подумайте, могло ли их оружие - страх - разить легионы орков, во главе которых стояли назгул и лично Король-чародей? Могли ли мёртвые, способные напугать слабо организованных и суеверных пиратов, побороть чары, которыми Саурон и Король-чародей контролировали своих подчинённых? Чёрная тень, которой Саурон накрыл Пеленнор, давала оркам силу и бесстрашие. Даже если бы те испугались мёртвых, они бы не отступили, пока с ними был их вождь, и в любом случае эффект не был бы тем же, что при Пеларгире. Неожиданность была бы потеряна, и существовал немалый риск (!), что мёртвые поддадутся увещеваниям уже другого короля, такого же “мёртвого”, как и они.

   Во-вторых, важно понимать, что клятва сработала именно потому, что Арагорн выполнил её условия. Исильдур не требовал от людей гор победить Саурона, но лишь приблизить его падение; и Арагорн позволил им это сделать. Помните, что Арагорн восходит к образу хорошего, справедливого, идеального короля - Карла Великого и короля Артура, Октавиана Августа и других, кого потомки восхваляют за мудрость, великодушие и честность. Арагорн не мог поступить иначе, ибо тогда он бы отступил от своего наследия; Арагорн, сумевший отказаться от тяги к Кольцу и заглянувший в глаза Саурону через палантир, попросту не мог поддаться желанию воспользоваться мертвецами. Он, как истинный король (такой, какими королей рисует предание, и каких желал бы видеть на тронах всего мира сам Толкин), совершил широкий жест, и проявил милость даже к тем из своих законных вассалов, кто когда-то предал корону. Этим он оправдал свою легитимность - очень важное действие для того, кто претендует на власть. Если бы он заявился к стенам Белого города с мертвецами, и не разогнал бы их в дальнейшем, в нём бы увидели не короля, но нового тирана, не способного вести себя как Обещанный король. Арагорн поступил единственно верным образом, освободив своих подданных от вечной муки, и тем заслужил корону.

Что случилось с орками Изенгарда после окончания войны? Остались они самобытным народом или ассимилировались с орками Мордора, а то и с людьми?

   Я бы объединил это с более общим вопросом: люди нередко вопрошают, что стало с орками после Войны Кольца. Обыкновенный ответ будет заключаться в обычном геноциде - тех, кого не перебьют в сражениях, загонят в глубокие пещеры, по возможности их зачищая. Видимо, орки не были уничтожены сразу, и некий след от них сохраняется в позднейшие эпохи, в бестиариях и легендах старой Европы. Уверен, что орки больше не занимали обширных территорий в Четвёртую и дальнейшие эпохи; разве что на Востоке, о котором нам ничего не известно. Однако, лишившись воли Саурона, они уже не представляют собой единую силу. Их легко будет разделить, охотиться на них, и со временем уничтожить. Они уже не соберуться в армии, если только под властью сильного волшебника или особо выдающегося человека. Сказки про одиноких троллей, живущих под мостами - вот и всё, что останется к нашему времени от некогда многочисленной расы.

   Вопрос, однако, относится к Айзенгарду, что кажется мне довольно странным; вероятно, мы снова жертвы кинематографа. На службе у Сарумана действительно были орки, в том числе могучие урук-хай (выведенные, как я не устану напоминать, не им, а Сауроном, пятью столетиями раньше). Они явились к нему с Мглистых гор, ведомые обещанием добычи. Некоторых из орков Саруман (искусный не только в кольцетворении, но и биологии) превращал в некую новую породу, смесь орков и людей. Их, однако, было немного; большинство погибли во время войны, в Рохане или Шире, а остальные вполне могли уцелеть, поскольку походили пусть и на уродливых, но людей. Их смешанное происхождение, возможно, позволяло им плодить потомство с людьми.

   Обычные орки были почти полностью истреблены энтами и хуорнами, и я готов считать, что среди ветвей живого леса не уцелел и единый орк. Кто-то мог бежать старыми путями в горы, но там их жизнь представляла бы вечный страх перед людьми, орлами и гномами. Особенно гномами.

   Едва ли мог возникнуть “самобытный народ”, поскольку оркам, как мы можем судить, понятие народа чуждо. Они - огромная раса, разбитая на тысячи мелких племён, способные объединиться лишь под властью великого властелина. Даже Саурон, лишившись Кольца, не мог полностью контролировать свои войска, а многие орки севера и вовсе были ему неподвластны. Они пребывали в своём диком состоянии, постоянно боролись друг с другом за власть, и довольно плохо плодились, если за их спиной не стоял Тёмный властелин.

   Вопрос о ассимиляции орков тоже поднимается не в первый раз; но в мире Толкина это, похоже, невозможно. Природа орков, созданных исключительно для войны, не позволяет им примириться с миром. Разумеется, изолированные группы орков в горах не станут нападать на укреплённые поселения, но это - не мир, а лишь страх отхватить от противника посильнее. Они продолжат набегать на деревни и грабить корованы, но никогда не смогут вступить в семью свободных народов.

   Увы, но они такие, какими созданы. Впрочем, не стоит их жалеть, потому что у орков, были ли они эльфами или людьми (версии разные), совершенно нет души. Они - даже не животные, но тела, ведомые волей Моргота, или тем, что от неё осталось. Саурон занял вакуум, оставшийся после падения первого Тёмного властелина (вероятно, орков контролировал и Король-чародей), но с падением Саурона они превратятся в совершенно глупых и неконтролируемых созданий. В конце-концов, они станут и впрямь дикими зверьми, изредка наводящим страх на деревенских.

Часть 2

Это - вторая часть большого ответа на вопросы. Часть 1 вы можете прочесть здесь.

Кто такие беорнинги? Откуда у них такое "родство" с медведями?

   Как многие из вас уже знают, “Хоббит” возник у Толкина совершенно случайно, и не сразу стал частью Легендариума. К началу тридцатых годов уже были созданы варианты “Великих историй” (так Толкин называл предания о Берене и Лютиэн, Турине Турамбаре, Туоре и падении Гондолина), и составлены первые две версии “Сильмариллиона”. “Хоббит”, однако, стоял совершенным особняком. В него проникли некоторые детали Легендариума, а также впервые были напечатаны слова на эльфийских языках Арды; однако, Толкин не связывал свою сказку с легендами Древних дней, а про Третью эпоху и думать не начинал. Однако, успех книги привёл его к написанию сиквела; но уже очень скоро он понял, что история о Кольце - это продолжение “Сильмариллиона”,  а не “Хоббита”. Так, совершенно случайно, история Бильбо стала частью большого полотна.

   Это породило множество проблем. Во-первых, приходилось признать, что Бильбо порядочно врал. В оригинальном пересказе, опубликованном в 1937 году, встреча Бэггинса с Голлумом закончилась тем, что последний, проиграв в состязании загадок, добровольно отдал Кольцо хоббиту. Разумеется, “Властелин Колец” противоречил самой возможности такого исхода. Незадолго до выхода в свет “Властелина Колец”, было издано второе издание “Хоббита”, меняющее подобные сцены, а в дальнейшем ещё два издания внесли небольшие коррективы в текст. Первое издание, таким образом, объявлялось выдумкой Бильбо, который уже тогда, под воздействием Кольца, пытался сокрыть от других его происхождение. Однако, даже последующие издания, как ни странно, не рассказали нам правды.

   Дело в том, что “Хоббит” - это сказка, основанная, согласно внутренней мифологии, на пересказе приключений Бильбо, и переведённая, наконец, на английский язык Толкином. Как и всякая сказка, “Хоббит” бывает непосредственным, смешливым, историю направляет не течение времени, но острящий рассказчик, а знакомые нам мрачные события конца Третьей эпохи - владычество Саурона над Мраколесьем, разорённые орками Мглистые горы, покинутые людьми пустоши Эриадора, и даже кровавое сражение у склонов Эребора за власть над Севером - всё это предстаёт перед нами в наивном переложении, в форме увлекательной, чудесно написанной, но совершенно неправдивой сказки. Толкин пытался исправить эту неправдивость многими способами: так, при подготовке Приложений к “Возвращению Короля”, он настаивал на включении в них “Похода к Эребору”; но издатель отверг как полный, так и сокращённый вариант рассказа. “Поход к Эребору” - это свидетельство Гендальфа о событиях 2941 года Т.Э., о их предпосылках и сокровенной задаче похода. Сегодня выводы этого рассказа мало кого удивят; ведь именно их взяли за основу сценария Питера Джексона. Гендальф вёл опасную игру, пытаясь остановить продвижение Саурона на Севере. Он преследовал исключительно прагматичные цели - если не восстановить Королевство-под-Горой, то хотя бы устранить саму возможность союза Смауга с Сауроном, и остановить продвижение Врага на Севере, где тот с лёгкостью мог восстановить Ангмар былых дней. Из этой истории следует, что Бильбо, по сути, был сам обманут Гендальфом и гномами - последние презирали его, и лишь к концу похода начали доверять хоббиту. Гендальф рисковал жизнью Бильбо из призрачного шанса на успех, и для того, чтобы заманить его в опасное предприятие, воспользовался слабостью романтичного хоббита - представил ему этот отчаянный поход как небывалое приключение. Он знал Бильбо с раннего детства, и прекрасно понимал, что тот не удержится перед искушением. Допускаю, издатель не допустил эту историю ещё и потому, что она переворачивала с ног на голову картину мира, установленную в “Хоббите”. Главный герой, научивший себя храбрости и самопожертвованию, оказался всего лишь марионеткой в большой войне.

   Последние свои годы Толкин особенно отчаянно приводил Легендариум к внутреннему соответствию. Он с головой погружался в детали, обличал собственные ошибки, и создавал подробные эссе, объясняющие происхождение и природу событий, которые могли бы вызвать вопросы у читателя. Его поздний период - самый продуктивный по количеству заметок, эссе и писем. Среди прочего, он берётся полностью переписать “Хоббита” в стилистике “Властелина Колец”, т.е. описать события такими, какими они были на самом деле. Этот труд оказывается непосильным; Толкин недоволен своими наработками, но оставляет нам черновики первых глав. Из них мы можем понять, к чему стремился Толкин - устранить всё, что не соответствует Легендариуму, и добавить то, что ему особенно свойственно. Вероятно, мы должны быть счастливы, что третьей редакции не случилось: ведь тогда “Хоббит” стал бы чем-то совсем другим, чем должен быть. Из него бы исчезла та лёгкость, та неповторимая наивность Бильбо, вместе с которым миллионы детей выходили на тропу приключений. С неё исчезли бы пьянеющие от вина, вызывающие смех эльфы, говорящие барсуки и поездка на бочках. Возможно, изменился бы и Беорн.

   Да, мы наконец подобрались к вопросу! Поверьте, иногда на это требуется намного больше четырёх абзацев.

   Беорн, как и многие герои Толкина, родился из собственного имени; просто напомню о том, что сам Легендариум возник, когда Толкин захотел написать что-нибудь про героя, который бы носил имя, столь поразившее его в юности - Эарендил. Беорн, однако, принадлежит не к навязчивым идеям, и не к упражнениям в эльфийских языках, но к простой игре слов, которые Толкин так любил использовать в своих сказках и повестях. Вы все, вероятно, слышали, что Беорн - само по себе “медведь”. Однако, это правда лишь отчасти. Англосаксонское имя Beorn (“мужчина, воин”) восходит к древнескандинавскому bjorn (“медведь”), а через него - к прагерманскому *bernuz и праиндоевропейскому *bʰer либо *ǵʰwer; от первого также произошло русское слово “бурый” (одно из разрешённых имён медведя; у индоевропейцев существовал запрет на “настоящее” имя медведя), а от второго - слово “зверь”. Таким образом, Толкин, как грамотный лингвист, играл с обоими значениями этого имени - с тем, которое относится к мужчине-воину, и с тем, которое имеет семантику медведя либо дикого зверя. Это была ненавязчивая игра, веселившая самого Толкина, но едва ли понятная читателю.

   Таким образом, “медвежья тема” - в первую очередь лингвистическая шутка, мало продуманная в контексте. Однако, это не значит, что Беорн из него выпадает - просто следует понимать, что в первую очередь “медвежьи” черты - это его нелюдимость, дикость, и по-настоящему звериная ярость берсеркера. То, что он появляется в медвежьем обличье - типичный сказочный или мифологический приём, показывающий внутреннее свойство через внешнее. Однако, мы ведь с вами говорим об этом так, как оно было бы, будь оно на самом деле?

   Во-первых, понимайте, что беорнинги - это не повально оборотни. Беорнингами Толкин называет тех северян - жителей долины Андуина и окраин великого леса - которые признали Беорна своим вождём, и создали, во имя собственной безопасности, подобие народа, или скорее союза племён. Почему отшельник-Беорн стал политичен после Битвы Пяти воинств? Вероятно, он отчётливо понял, что события ускорились, и грядёт великая война (которая действительно пришла на его землю спустя десятилетия). Он принял на себя ответственность, и за ним, как за смелым воином (а это - главная ценность для такого общества) пошли окрестные племена. Я уверен, что сам он не принадлежал к народу, который возглавил; его собственное племя, по мнению Гендальфа, было изгнано орками из гор много лет назад. Из северян он, вероятно, и взял себе жену; от неё пошёл род Беорна - и они, как сообщает предание, были оборотнями. Сколько их было - неизвестно ничего, кроме имени старшего сына Гримбеорна Старого; но их было достаточно много, а ещё больше - их внуков, чтобы сам факт оборотничества стал общеизвестным признаком рода Беорна. Люди же, которыми он правил, были обыкновенными воинами, охотниками, собирателями и, возможно, крестьянами.

   Остаётся лишь один важный вопрос - как именно такая способность появилась в людском роде (а Беорн - несомненно человек, одного вида с рохиррим, гондорцами и харадрим)? У Толкина нет общедоступной магии, волшебства, которое могло бы извергать огненные шары и превращать людей в медведей: только майар и сильнейшие из эльфов способны влиять на природу вещей, а немногие нуменорцы несут в себе “пассивную” магию, позволяющую им прорицать и залечивать раны. В такую магическую систему оборотничество людей не вписано. Наиболее вероятный ответ - связь предков Беорна с майар, либо иными духами, малыми и большими, которые прежде активно проявляли себя в мире. Именно айнур (т.е. и майар), как известно, способны менять форум по собственному желанию, пока не навредят собственной природе настолько, что это уже становится невозможным (как стало с Морготом, а много позднее и Сауроном). Союз эльфа и майар нам хорошо известен; но сколько чудесных племён породил союз майар (особенно диких, малозначимых духов) с людьми - загадка.

Если посмотреть трилогии Питера Джексона то создается впечатление что Шир единственное спокойное место во всем Средиземье. За его пределами находятся только темные леса, горы, болота, королевства где идут вялотекущие конфликты или на время затаённые. Единственными островками спокойствия являются эльфийские земли и то не все. Действительно ли Шир является самым благоприятным для жизни местом во всём Средиземье? Или есть и другие земли где можно смело поселится, не опасаясь что завтра на тебя нападут орки или соседние народы, у которые веками хотели захватить эту землю?

   Это впечатление создаётся, совершенно намеренно, не только в кинотрилогии. Рассуждая исключительно понятиями литературы, Шир - это “начальная локация”, родное место героя, обыкновенный, спокойный, и немного скучный мир, откуда предстоит начать приключение, и куда, нравственно повзрослев, надлежит вернуться с “волшебным эликсиром”. Эта схема подробно описана многими исследователями начиная с Юнга, а отчасти и Фрейда. Всякая история представляет собой архетипичный мифологический сюжет - привычному миру что-то угрожает, герой отправляется (а сперва - сопротивляется порыву) во внешний мир, где проходит ряд типичных испытаний, чтобы в конце, через символическую смерть, обрести тот самый элексир для родного места (водяной чип для Убежища, храбрость для Льва, отца для Скайуокера и т.д.). В этом смысле, Толкин рисует довольно типичную картину собственного “родного места” - английскую провинцию конца 19 века.

   Однако, сейчас я не хочу посвящать время литературоведению; тем более, что об архетипе Шира написано много и качественно другими авторами. Мы же стараемся обсуждать реалии мира изнутри - так, словно переворачиваем страницы в пыльном фолианте забытой древности. Так что же представляет из себя Шир, и был ли он “самым благоприятным местом для жизни”?

   Происхождение хоббитов - вопрос загадочный, и я уже посвятил ему некоторые рассуждения. Что нам известно наверняка, так это дата - год 1601 Т.Э. (за 1400 лет до событий “Властелина Колец”), когда хоббиты вошли в Шир. В то время он был частью королевства Артедайн, старшего из трёх королевств-наследников Арнора. Само имя Шир (т.е. английское слово для провинции, удела, части земли) происходит от того, что для артедайнцев он был лишь одним из суза-т, т.е. административной частью королевства, губернией или регионом. Суза-т стало самоназванием страны, и в переводе на английский превратилось в Шир; возможный перевод на русский: Край или Удел.

   Из всех земель Арнора Шир был самым плодородным (здесь роль играет его расположение, благодаря которому климат мягок, а земля богата на урожай). Однако, к тому времени народ Артедайна уменьшился числом, и король, вполне разумно, решил отдать эту землю (которую сам использовал как охотничьи угодья) новоприбывшим. Хоббиты формально подчинялись королю, снабжали Артедайн пищей, а взамен получали защиту и связь с внешним миром.

   Через земли Шира с древних времён (вероятно, ещё с Первой эпохи), проходила дорога гномов. Она начиналась в Железных холмах, пересекала Келдуин, шла через Мраколесье (именно её остатки называются Старой лесной тропой в “Хоббите” и “Властелине Колец”), долину Андуина, упиралась в Мглистые горы, но продолжалась после них - через Рудаур, Бри, реку Барандуин и Суза-т, и далее - к Серым гаваням, откуда открывался близкий путь до Голубых гор. В Первую эпоху, когда в Голубых горах стояли города Белегост и Ногрод, дорога продолжалась и до Белерианда, к землям эльфов Дориата. По этой дороге перемещались не только торговцы-гномы, но также королевские войска Артедайна до самого его падения; забота о дороге была одной из обязанностей хоббитов.