Отмена Толкиена

О кузнецах и оружии Нуменора

"Эдайн прибыли в Нуменор со знанием многих ремёсел, и были среди них те, кто учился у эльдар, и те, кто хранил традиции и мудрость собственного народа. Но им не доставало материалов, и не могли они взяться вновь за свои орудия, ведь долго ещё все металлы в Нуменоре почитались драгоценными. Нуменорцы принесли с собой немалые сокровища в золоте и серебре, и в прекрасных каменьях; но не смогли отыскать таких в Нуменоре. Сокровища свои они любили за их красоту, и это пробудило в них алчность позже, когда они пали под Тень, и в гордыне своей несправедливо обращались с народами Средиземья. От эльфов Эрессеа получали они в годы дружбы дары – золото и серебро, и драгоценные камни; но сокровища эти были малочисленны в ранние века, пока власть королей не достигла берегов Востока.

Были в земле Нуменора иные металлы, и в добыче их росло умение нуменорских горняков, плавильщиков и кузнецов, а изделия из железа и меди использовали уже повсеместно. Среди умельцев эдайн были оружейники, которые переняли у нолдор великое мастерство в создании мечей, боевых топоров, копий и клинков. Гильдия оружейников ковала мечи во сохранение ремесла, но куда больше занимало их украшение орудий мира и труда. Король и вожди многих родов хранили как реликвию мечи своих предков, и порой вручали оружие наследнику. Всякий раз для наследника короля ковался новый меч, чтобы однажды достаться тому вместе с титулом. Но никто в Нуменоре не носил мечей, и за многие годы лишь изредка рождалось оружие, пригодное для войны. То были топоры, копья и луки, и главной забавой для тела и души нуменорцы почитали стрельбу, будь то пешим или верхом. Позднее, когда война пришла в Средиземье, именно лучники нуменорцев вызывали у врагов наибольший страх. Содрогаясь, говорили о том, как «морской народ выпускает пред собой великое облако, и дождь обрушивается змеями, чёрным градом, наряжённым в сталь». В те дни великие когорты королевских лучников вооружены были  луками из полой стали, а стрелы их, в полный локоть [ок. 1,143 м] длиной, имели чёрное оперение. "

-Дж.Р.Р.Толкин, Кристофер Толкин, "Об острове Нуменор" UT II-1

О том, почему Сталин - не Саурон, и почему Толкин - не фэнтези

Моих рассуждений тут не было чуть ли не полгода, а между тем у Каминного зала 130 подписчиков. Спасибо вам, и особенно - за вопросы и отклик. Задавая первые, вы даёте мне заниматься одним из любимых дел, и всякий раз я сам что-то новое узнаю о творении Толкина. Появляясь в комментариях, вызывая дискуссии и споры, вы доказываете, что это действительно что-то значит.

Прежде, чем вернуться к привычному формату “вопрос-полотно ответов” (или не совсем привычному; в любом случае - вопросы как всегда принимаются здесь), я решил сделать нечто совершенно другое. Формально, нижеследующий текст - это попытка ответить на два особенных вопроса. На деле, это ещё и прощупывание почвы: приемлем ли читателю такой формат.

Покончив с предисловием, обратимся к вопросам:

     1) “Мордор - это аллюзия на СССР?” - и множество иных, подобного содержания;
     2) “Что такое мифопоэзия?” - присланный глубоко мною уважаемым человеком, вопрос этот был куда длиннее, но суть его сводится к этому.

   Оказалось, что вопросы эти в моей голове парадоксальным образом связаны. Я, сколь не пытался, не смог их разделить. Лишь для удобства повествования (всё равно довольно спутанного) мы начнём с первого в списке, обратив его позднее во второй.

   Должен заметить, что тут есть два подхода. Первый - исключительно объективный, основанный на словах и заметках самого Толкина; второй же - более условный, с попыткою проследить скрытые (возможно, и от самого автора) аналогии, или, во всяком случае, заметить любопытные, но случайные совпадения. И хотя я сам предпочёл бы ограничиться первым, но читатель неизбежно подразумевает второе: на такого рода спекуляции всегда есть интерес.

   Вопрос этот, в том или ином виде, задавали Толкину при жизни достаточно часто, чтобы в очередное издание Властелина Колец он включил вынужденное предисловие. Вкратце его суть сводится к следующему: никакой связи между современными автору событиями и его произведением нет и не будет; Властелин Колец - ни в коем случае не аллегория, и аллегорий в себя, по большей части, не включает. Чтобы наглядно это доказать, Толкин предоставляет нам краткое содержание романа, каким бы тот был, окажись он основан на событиях середины двадцатого века. В письмах и иных источниках он неоднократно подчёркивает, что не срисовал Чёрную страну на востоке с Советской империи Сталина. На Востоке, как он справедливо замечает, враг находился не всегда: Древние дни омрачало владычество Моргота на Севере, на севере же располагался Ангмар; были Умбар и харадрим на Юге, то воевавшие с Гондором, то заключающие перемирия; даже Запад бывал источником зла - в священном Валиноре поднял восстание и убивал сородичей Феанор, и западная империя Нуменор (без особой помощи Врага) привела себя к Падению и посеяла в мире противоречивое наследие. Никакой зацикленности на том, чтобы ставить Врага к востоку от основных событий, у Толкина, как мы видим, нет.

   Следует понимать, что на страницах Властелина Колец Саурон предстаёт перед нами не тем сложным, разносторонним персонажем, каким он будет затем в Сильмариллионе и многочисленных сказаниях первых двух Эпох. Властелин Колец - это героический эпос, сосредоточенный не на историчности фактов, не на пересказе всего и вся, но на тернистом пути и великом подвиге героев. В былые времена, до торжества модерна, жанр диктовал соответствующую атрибутику: какой нуар без роковой женщины? Когда речь идёт о героическом, то противник предстаёт по большей части обезличенным (враждебные соседи бургундов в Песни о Нибелунгах, коих сотнями убивал Зигфрид; полчища печенегов в русских былинах), а стоящие во главе злодеи - зачастую, персонификация абстрактного или коллективного (Грендель и его мать в Беовульфе, как воплощение всего злого и противочеловеческого; дракон как воплощение людского порока и сил природы, неизбежности смерти - там же и в Песни; в последней также Атилла, а в латышском эпосе Лачплесис - Чёрный рыцарь, самый страшный среди иноземных захватчиков-немцев). Такой жанр не будет вдаваться в мотивацию и чувства врага (для этого есть иные жанры), потому что задача противника здесь - раскрыть в противостоянии добродетели героя и ценности представленной им культуры.

   Это, кстати, и ведёт к тому, почему я, как и многие исследователи Толкина, не считаю его произведения относимыми к фентези: как и всякая мифопоэзия (т.е., попросту говоря, сотворённый миф), история Средиземья и окрестностей действует по сугубо легендарным, мифологическим законам мира и повествования, не привнося слишком много из современной литературы. Задача мифа - продолжение культурной традиции, сохранение традиций в форме легенды, слепок мировоззрения целого народа. Толкин сам пишет, что мир его книг отличается от мира реального, где зачастую речь лишь о разных степенях зла (о чём, во многом, и пишут современные фантасты). Миф и мифопоэзия говорят о Добре и Зле, обращаются не к реальности, а к метафизике нашего существования, к исконным причинам и сокровенному смыслу Бытия. Мартин, Сальваторе, Уэйс и Хикмен, Джордан, Сапковский и многие другие - все они пишут наш с вами мир в фантастических декорациях, задаются вопросами власти, долга, чести, неотвратимости зла, любви и судьбы человеческой. Всё это, несомненно, очень важные вопросы, и в мифах они тоже находят своё отражение; но протагонист фентези, зачастую - антигерой, в то время как герой мифа всегда предстаёт культурным идеалом, образцом человека как такового, как величайший благодетель общества, зачастую как законотворец (Прометей, Гильгамеш, Моисей, Мухаммад и т.д.). Главный герой Властелина Колец, с точки зрения Средиземья - Арагорн, обещанный государь. Фокус на Фродо и Сэме обусловлен тем простым фактом, что именно им принадлежит авторство, но фокус это будет смещаться для гондорца (и наверняка смещался со временем) на то, что важно для его культуры/цивилизации - образе Короля.

   Не самая корректная аллегория, но всё же хочу отослать к трилогии “Хоббит” Питера Джексона - вернее к фокусу повествования. Акцент смещён с полу-детского на более соответствующий “Властелину Колец”. Почему Джексон сделал так - вопрос отдельный, но мне видится, что он не так уж далёк от истины. Дело в том, что “Хоббит” Джона Рональда Руэла Толкина, найти который вы можете в любом книжном магазине и почти каждой библиотеке города (во всяком случае, так обстоит дело в моей стране), представляет собой не оригинальный труд Бильбо, а скорее хоббичий фольклор. Бильбо лишь изложил свои приключения - так, как видел их, с определённой долей вымысла. То, что мы имеем сегодня - это история Бильбо, ушедшая в народ и пересказанная спустя многие века британским профессором лингвистики для своих детей. Опять же, я не пытаюсь сказать, что так всё и было, а пять тысяч лет назад на месте Италии был Гондор, но именно такую историко-мифологическую реальность строил вокруг своих работ Толкин. Следовательно, Джексон, сделав трилогию такой, какой она стала, опирался скорее на то, какой книга Бильбо (по сути, его мемуары) была изначально; правда, речь тогда об альтернативном Бильбо, находящимся в глубинном конфликте с Бильбо у Толкина. Но если фокус фольклорного, книжного “Хоббита” - на духе приключений и самом герое, то фокус джексоновского - на бэкграунде, на исторических событиях, окружающих героя. Баланс между двумя - штука редкая, сравнимая с “Энеидой” Вергилия или “Одиссеей” Гомера. “Хоббит” Толкина, однако, не совмещает элементов, и следовательно - не мифопоэзия; Хоббит Джексона - пытается ею быть, но теряет героя.

   Итак, культурный герой (т.е., герой, воплощающий цивилизацию) во Властелине Колец это: Арагорн - для гондорцев и людей; Фродо и Сэм - для хоббитов. Важное отличие Властелина Колец от мифов мира в том, что он заключает сразу два этих мира и уживает их вместе: в конце романа, Арагорн дарует хоббитам вечную независимость, и обязует людей не ступать в Шир без дозволения его жителей. Это - отражение самого Толкина, который сочетал в себе любовь к старой, сельской Англии (хоббиты) и при этом хранил почтенную верность королевству Великобритания (Гондор), в более широком смысле - всей европейской цивилизации. Но кроме культурного героя, есть и враг цивилизации - тот, кто угрожает ценностям и устройству нашего общества. И если у нас есть две культурные модели (хоббиты и люди Запада), то и злодеев двое - у каждого он свой.

   Почему Властелину Колец нужны и Саруман, и Саурон? Последний - это враг всеобщий, сравнимый с Люцифером в рамках романа (хотя, конечно, Люцифер Толкина - это Моргот). Но война, затеянная им, не эсхатологическая - после победы Саурона конца света не наступит. Овладев Кольцом, он сломит сопротивление (которое и до того трещало по швам), но не потрясёт основы мироздания. Конец света уже предрешён, и он состоится иначе, вне зависимости от исхода Войны Кольца, и не Саурону его начинать. Таким образом, являясь Врагом с большой буквы, Саурон, однако, не уничтожает всё на своём пути; в конце концов, целые народы жили столетиями под его властью. В этом смысле, он своего рода Атилла, Бич Божий, а орки его - монголы Чингисхана (которые казались современным тогда европейцам чем-то наподобие орков). Вероятно, в извращённом уме самого Властелина колец, он несёт Средиземью благо, и сумеет устроить на земле идеальный порядок, когда изгонит с неё прислужников валар - эльфов и дунэдайн. Не желаю создавать очевидной аналогии, но Саурон строит своего рода расистскую утопию - где будет, по его замыслу, хорошо всем, кроме тех немногих, кто принадлежит к роду королей или к эльфийской расе - их следует уничтожить во избежание. По этой, а также по ряду иных причин, под образ Саурона ложится скорее другой Великий обольститель, нежели Сталин. В конце концов, Холодная война началась лишь в последние годы написания “Властелина Колец”, и, несмотря на очевидный холодок по отношению к Стране Советов, Толкин и его семья участвовали в обоих мировых войн против Германии, а не России (которая оба раза выступала союзником Британии). Если мы и можем найти некое сходство Мордора с историческим прототипом, осознанным или нет, то это будет не Сталинская Россия (о которой британцы почти ничего и не знали тогда), а милитаристская, а затем и нацистская Германии.

   Но так как это мифопоэзия, то она работает с архетипами - первообразами. Если в фэнтези, например, Сапковского или Мартина, государства - по большей степени копии реальных средневековых держав, то в мифопоэзии Толкина, это - архетип. Гондор, являясь великой некогда, но ныне гибнущей империей, восходит не к конкретному примеру, а к целому ряду архетипичных прототипов - Египет, Рим, Византия. Фэнтези оперирует прямым заимствованием, мифопоэзия - легендарным, фольклорным их восприятием. Помните, как в русских былинах и летописях упоминается Царство Греческое, и столица его - Цареград? Да, мы знаем, что речь о Византии и Константинополе, но для славян это - образ, пример великой державы, каменные дворцы и соборы, великие армии и блистательный двор. Вот и Гондор его соседи, рохиррим, называют Каменной страной (совсем как славяне Византию), а чем дальше от границ этой страны - тем более сказочной, необыкновенной она предстаёт. Это - язык мифа.

   Кто же в этом мифе Саурон, и кто же тогда Саруман?

   Саурон - это зло для цивилизации, подобное стихии Чингисхана. Стратегия войны, затеянной Сауроном - это паровой каток, что пройдёт по Средиземью с востока на запад, сметёт всё на своём пути, и позволит Саурону покорить всех без исключения. К этой войне Саурон готовится десятилетиями, и лишь страх, что Арагорн завладеет Кольцом, вынуждает его выступить в спешке. Саурон управляет посредством страха, он запугивает и повелевает народами, словно те его рабы. Он, во многом неосознанно, следует пути своего учителя, и становится постепенно его худшим подобием.

   Саруман - злодей иного порядка. Если Саурон - враждебный человечеству тиран, готовый поработить всё живое, то Саруман - чрезвычайно одарённый обольститель, не принуждающий, а убеждающий служить ему. Пока Саурон пребывает в своей ненависти к эльфам и мечтает их уничтожить, Саруман тех просто игнорирует: он поставил на людей, ведь он прозорлив, и увядающие эльфы не обернутся ни выгодой ни преградой в мире, который перенимают люди. Планы его направлены в будущее, и Саруман ждёт, до поры до времени, бескровных плодов своего хитроумия. Когда он предстаёт перед нами на страницах романа, его план почти исполнен: Грима управляет Роханом от имени короля Теодена, а шпионы и агенты чародея сидят едва ли не в каждом поселении от Айзенгарда до Шира, готовясь к приходу новой власти. Доживи Теоден свой век в оковах старости, Грима окончательно прибрал бы к рукам страну, и дунландцы помогли бы поддерживать порядок в новом владении Сарумана (подобное уже случалось в истории Рохана при короле Хельме). Немногие противники режима были бы изгнаны или истреблены; пока Саурон готовился к войне с Гондором, Саруман бы строил из себя союзника, и подчинил бы себе, угрозами и лестью, племена и общины Эриадора. Кто бы выступил против него, когда следопыты воюют с другим врагом, а эльфам нет дела до мира? Это был бы почти бескровный захват целого региона, а немногие жертвы покажутся ему допустимой ценой.

   Какой мир бы он создал? В отличии от мира Саурона, это бы не был мир рабов; скорее, мир слуг. Умелый, талантливый манипулятор, он бы управлял народами медовыми речами и несгибаемым умом. Там, где Саурон построил бы рудник для рабского труда покорённых, Саруман возвёл бы чудо инженерной мысли, делающее всё за людей. Вместо империи рабов настало бы Царство прогресса - в худшем значении слова “прогресс”. Помните, что стало с Широм, когда Саруман завладел им - вырубленные деревья и коптящие в небо фабричные трубы? Сумей он исполнить свой план до конца, и тогда на месте городов Средиземья возникли бы города-заводы, где вместо снега падает пепел, но зато у каждого есть место в хрущёвке, талоны на бесплатную еду, и вообще - всё идёт по плану.

   Но, подобно Саурону, Саруман был вынужден поспешить. Властелин Колец начал, не скрываясь, искать свою собственность, а Гендальф привёл в исполнение замысел по её уничтожению. Взяв своего собрата в плен, Саруман бросил половину своих сил на поиск Фродо, а вторую - на покорение Рохана. То, чего можно было достигнуть со временем, приходилось достигать в спешке, и это погубило Сарумана. Мало того, что он раньше времени раскрыл своё предательство, так ещё и дал Саурону понять, что никогда не служил ему. Их союз в принципе был невозможен, и служил лишь интересам момента; а потому союз распался, Сарумана разбили на поле битвы, Саурон вскоре исчез вместе с Кольцом, а со смертью чародея завершилась большая война. Он погиб в разорённом им Шире, от руки ближайшего подручного.

   Я буду прямолинеен, когда даю свой окончательный ответ на вопрос, был ли Саурон книжной версией Сталина: нет, он не был. И если и можно хоть как-то связать “Отца народов” с романом Толкина (всё же, писался тот в годы войны и сразу после, когда СССР доминировал в Восточной Европе), то я, скрепя сердце за такую наглость, скажу, что Сталин - это Саруман. Я вовсе не утверждаю, что это имел в виду Толкин; повторюсь, он вообще был против аллюзий. Но время, в которое роман возникал, совпало со сталинским триумфом. Так или иначе, но Сталин оставил след на всей эпохе, а потому мог просочиться и в книгу; но насколько мои рассуждения верны - решать вам.

   Образ Сталина, который был известен западному наблюдателю - это образ хитреца, жестокого, но не безумного. Сталин в глазах британцев тех лет - это прагматик, готовый даже на сделку с Гитлером; это человек несгибаемой воли, способный пожертвовать миллионами жизней во имя собственного видения мира. До того, как началась Холодная война (и некоторое время после её начала), коммунизм был чрезвычайно популярен в мире, особенно среди молодёжи, студентов и богемы. Они видели фасад сталинского режима, со всеми его достижениями, с невероятным подъёмом после Гражданской войны. Им нравилась технократия Советов, их привлекал Культ науки, им был близок атеизм большевиков. Для людей, подобных Толкину - верующих, консервативных - Сталин виделся тем самым обольстителем, способным очаровать одних, пока губит других (неспроста Черчилль говорил, что вступит в союз с самим дьяволом для победы над Гитлером, явственно намекая на советского вождя). Всюду в те годы была сталинская агентура, всюду были коммунистические ячейки и подпольные газеты, провозглашавшие скорое наступление Коммунизма, свержение монархий и “ложных демократий”; сразу после войны, компартии и социалисты по всему миру одерживали убедительные, пусть и недолговечные победы на выборах. Подобно Саруману, Сталин вступил в трагикомичный союз с конкурентом, и дожидался, когда план его принесёт плоды. Только вот реальность, увы, печальнее вымысла: обольститель и впрямь оказался хитрее. Сперва он позволил врагу прихватить едва ли не всю Европу, а затем кинулся её освобождать, не жалея несчастные жизни ради расширения социалистического лагеря. Как и Саруман, Сталин всегда старался действовать под маской лучших побуждений, закона и порядка, процветания и прогресса. Как и Саруман, он представляет собой совершенно особую категорию “меньшего зла” - зла индустриализации, добровольного порабощения, лжи. Моя страна, согласно официальной версии тех лет, вошла в состав СССР в результате добровольного волеизъявления народа; о том, что проходило оно под дулами танков, сразу после многочисленных арестов и убийств - дело неважное, когда речь о всеобщем благе, о котором Сталин с Саруманом так пеклись. Точно так же, как республики Прибалтики, Рохан должен был “добровольно” войти в подчинение Саруману после смерти короля. Если в чём-то “Властелин колец” и является чистым фэнтези (т.е., “фантазией”), то это в том, что лишь в фантазиях люди подобные Сталину не одерживают верх. В отличие от мира легенды, где идеалом являются доблесть, честь и традиция, современный мир рукоплещет своим маленьким диктатором, тиранам и лжецам, политикам и знаменитостям, врагам традиции, семьи и культуры.

   И чтобы сохранить эти ценности, на смену мифу в наши дни способна прийти мифопоэзия.

Кто такой Том Бомбадил?

Этот пост - первый из запланированной дилогии, призванной порассуждать о, вероятно, величайшей загадке Арды. Многие об этом спрашивают, и мы посчитали, что вопрос достоин отдельного выпуска. Сперва я намерен обсудить пять наиболее известных теорий, следуя от менее к более правдоподобным. Также, этот выпуск содержит маленький интерактивчик - предлагаю каждому проголосовать в конце за ту теорию, которая вам видится лучшей. Несмотря на то, что я постарался разгромить все.

Напоминаю, что мы с радостью примем ваши вопросы, и наградим те из них, что заслужат одобрение в конкурсе.
Рассмотренные теории:

     - Том - Эру

     - Том - Толкин

     - Том - Вала

     - Том - Майа

     - Том - природный дух

   “Кто есть Том Бомбадил?” Этот вопрос задаёт Фродо, и он не одинок в своём изумлённом любопытстве. Хоббит получает ответ, простой и многосложный одновременно - “Он есть”, - или, чтобы вернее передать ассоциацию, - “Он Есмь”. Он назван Хозяином, древнейшим в Арде, не имеющим Отца, и “пришедшим в мир до Тёмного владыки”. Он имеет безграничную власть над лесом и духами, но власть эта не выходит за пределы маленького мирка. Он не только не подвластен Кольцу, но и не меняется, надев его - качество, недоступное даже майар.

   Толкин отказывался давать ответ на то, кем является Бомбадил. По его словам, “в каждом мире должна быть своя загадка”. Однако, считать, что ответа нет - неправильно. Выслушав ряд теорий, Толкин восклицал в ответ - “Вы совершенно упустили суть!”, и развенчал некоторые версии таким образом, будто сам догадывается об ответе.

   С тех пор многое изменилось; Сильмариллион, известный тогда лишь единицам приближённых, вышел в свет после смерти Толкина, и мир много больше узнал об устройстве Эа. Появились новые теории, куда более достоверные. Но прежде, чем обратиться к ним, следует кратко обсудить уже отвергнутые.

Бомбадил как Творец

   Ответ, прозвучавший в хижине Бомбадила (“Он есмь”), навёл многих на очевидную мысль - на страницах и так довольно христианского романа воплотился сам христианский Бог. “Аз есмь Альфа и Омега, Начало и Конец”. Имя Библейского Бога пишется как Яхве или Иегова - “Тот, кто Есть”. Однако, аллюзия совершенно случайная - о чём Толкин неоднократно заявлял. К тому же, позднее мы узнаём, что Том мало смыслит в Кольце и всей истории вокруг него; для Всемогущего и Всеведущего Бога такое неведение невозможно. К тому же, Толкин - благочестивый католик. Допускать, что воплощение Бога может иметь супругу - сродни ереси (именно ересью было признано арианство, говорившее о человечности Иисуса и его браке с Марией Магдаленой).

   В конце-концов, Толкин заявил совершенно точно - никаких воплощений Бога где-либо в его мифологии нет и не может быть. Толкин подчёркивает, что будучи созданием “без Отца”, Том всё же был сотворён, а библейское “Аз есмь суть” - не то же самое, что “Он есмь”. К концу жизни он начинает работу над “Athrabeth Finrod ah Andreth”, где рассуждает о возможности воплощения Бога в человеческом теле спустя многие столетия. Однако, не заходя дальше идеи, эта мысль всё равно отсылает нас к созданию куда менее таинственному, нежели Бомбадил; разговор между Финродом и Андрет в Первую эпоху шёл ни о ком ином, как о Иисусе из Назарета.

   Вторая “теория Творца” отсылает нас к самому Толкину. Кому то она покажется очевидно абсурдной, но и у неё есть свои поклонники. Однако, она не только не имеет под собой оснований, но и, как в случае с предыдущей, разгромлена самим Толкином. В письме №180, Толкин отвергает идею о том, что он - Гендальф, и вообще какой-либо из персонажей саги: “Я НЕ Гендальф, но всего-лишь  трансцендентный со-творец этого маленького мира. Если кто-то из персонажей и напоминает меня, то это Фарамир; впрочем, мне всё равно не достаёт качества, повсеместного в моём мире (пусть психоаналитики записывают!) - Смелости.” Что важно в этой цитате, так это “трансцендентный со-творец” - т.е. находящийся за пределами мира участник творческого процесса; не стоит забывать, что Толкин, по собственному мнению, лишь записывал то, что, как ему казалось, “когда-то могло быть” - отсюда и понятие “со-творец” (Sub-creator). Отсюда можно сделать простой вывод - Толкин никогда не задумывал вписать себя в историю “изнутри”.

Бомбадил - Вала

   Эта теория значительно стройнее предыдущих. Однако, сильные стороны в ней заметно подавлены слабыми. Том не подпадает под определение того, кто нам известен под словом “Вала”. Все Валар перечислены в Сильмариллионе; единственная пара, отдалённо соотносимая с Томом и его супругой - Ауле и Йаванна, бог-кузнец и богиня-природа. Несмотря на некоторое сходство женской половины, их мужья едва ли похожи.

   Одна из сильный сторон теории в попытке объяснить, как Том избегает влияния Кольца. Если бы он был величайшим кузнецом, то и земные металлы ему могли подчиняться; впрочем, золото - металл Мелькора, а не Ауле. Ещё один аргумент состоит в том, что происхождение от Валар объясняет Безотцовство и титул Древнейшего - но на том аргументы и кончаются.

   Слабостей же у теории больше, чем я мог бы описать. Том слишком малое знает о мире вокруг, чтобы быть одним из величайших Вала. Не оправдывает она и то, как Том относится к Кольцу - с пренебрежением и без интереса. Ауле наверняка бы понял, что держит в руках чудовищное творение собственного ученика. Гендальф же подчёркивает, что стоит только отдать Кольцо Бомбадилу - и тут забудет его и выбросит прочь. К тому же, он не мог быть тем, кто “пришёл в мир до Тёмного Владыки”; Мелькор первым из Валар спустился в Арду, и до него тут не было никого из живущих. Вызывают вопросы и отношения Тома со Старым лесом - они идут в полный разрез с тем, что описано в Сильмариллионе. Ауле не заботят леса; для него они - лишь расходный материал людей и гномов. Том же близок с Лесом, он о нём заботится и ведёт с ним пускай и странную, подчас даже опасную, но дружбу.

   Наконец, на Совете Элронда звучит однозначный вывод - Том не сумеет противостоять Саурону, с Кольцом или без. Гендальф, будучи майа, способен победить Саурона, если сам завладеет Кольцом; в том же состоит стратегия Сарумана. Так неужели Валар не сумеет, овладев Кольцом, сделать то, что под силу Майар? И сам Толкин пишет, что единственное спасение Бомбадила - победа Запада над Сауроном. “Ничего не останется для Бомбадила в мире Саурона”, заключает он. Валар покинули Средиземье, и не вмешиваются в ход вещей; они в безопасности в Валиноре. Но Том в совершенно ином положении.

   Для тех же, кого предыдущие слова не убедили, могу добавить: в Утраченных сказаниях именно Ауле выбирает Сарумана для миссии в Средиземье. Выходит, он не только остаётся в Валиноре, но и полностью осознаёт угрозу Кольца, созданную его учеником. Он выбирает лучшего из своей свиты - того, кто прекрасно знает природу Колец; и, как это обычно случается, тот заходит слишком далеко. “Если долго смотреть в бездну, бездна начинает смотреть в тебя”; сражаясь с драконами, Саруман сам стал драконом. Едва ли его учитель может после такого заявиться в образе экстравагантного лесного духа, и проявлять совершенное безразличие к Кольцу.

Том - майа

   Эта теория куда как сильнее, но имеет существенные просчёты. Для майар, живших в Средиземье, Том слишком силён. Гендальф часто сталкивался с созданиями, подобными умертвиям, но никогда не производил того эффекта, что имеет один только голос Бомбадила. Гендальф и Саруман творят заклинания, Бомбадил - просто поёт; он песней изгоняет демона не только со своего пути, но и вовсе прерывает его посмертное существование. Гендальф же нуждается в мече и посохе, чтобы убивать обыкновенных орков. Впрочем, это нельзя считать серьёзным просчётом теории; в конце-концов, мы немногое знаем о Мелиан, и десятках безымянных майар, что обитали в Средиземье в разное время.

   Теория трещит по швам, когда речь заходит об отношениях Тома с Кольцом. Том надевает Кольцо, и ничего не случается; его не привлекает идея владеть им, ведь для него Кольцо - пустяк, недостойный внимания. Гендальф, Саруман и даже Саурон вынуждены бороться с Кольцом. Первые противятся его воле чтобы овладеть артефактом либо отвергнуть его; Саурон же прилагает усилия, чтобы удержать власть над своим творением. Толкин пишет, что “Кольцо властно надо всеми, даже над Волшебниками либо Посланниками; и кроме них - над всеми в этой части Вселенной”. Будь Том майа, он бы не сумел избежать этой власти. И, как и в случае с предыдущей теорией, Том проявляет чудовищную для майа неосведомлённость. Даже сумев избежать влияния Кольца, он не мог не почувствовать его природу.

   Наконец, нам мешает и возраст Тома. “Том был здесь до рек и лесов; Том помнит первый дождь и первый жёлудь. Он бродил здесь до Большого народа, и видел приход Малого. Он был здесь... когда эльфы пошли на запад, Том уже был здесь, прежде, чем моря приняли свой облик. Он знает тьму, что была до звёзд, и в которой не было страха - то было прежде, чем Тёмный Владыка пришёл Извне”. Как уже было сказано, Моргот первым явился в мир; лишь потом прибыли Валар, а Майар последовали за ними. В “Измене Айзенгарда” есть фраза Гендальфа, посвящённая Бомбадилу - “Он много старше меня, и наши пути различны”. Выходит, что для Толкина майа Гендальф и некто Бомбадил - существа разного порядка. И даже если допустить, что Бомбадил был первым из майар, а под “приходом” понимать настоящее рождение айнур, то теория всё равно гибнет. Дело в том, что валар первыми были созданы в разуме Илуватара, и лишь затем - майар.

Бомбадил - природный дух

   Прежде эта теория казалась мне лучшей из трёх; впрочем, даже не доходя до темы следующего “выпуска”, мне есть за что её отвергнуть. Многие даже не станут рассматривать теорию всерьёз; образ природных духов существует лишь в черновиках и малой прозе Толкина, в стихах и фольклоре хоббитов. Однако, даже находясь лишь там - они уже часть мира, и Толкин долго пытался привнести их в общую картину, а значит - ему было важно существование неких духов в Арде.

   Вкратце, эта теория относит Тома к одному из двух духов - духу леса и духу самой Арды. Таким образом, вторая версия делает его антропоморфным воплощением самого мира. Сторонники теории отсылают к словам Толкина о том, что “Том - (исчезающий) дух деревень Оксфорда и Бэркшира”. Увы, это лишь пример вырванной из контекста цитаты. Речь идёт о стихе 1934 года - тогда Властелин Колец ещё даже не был начат, Силльмарион имел совершенно иной облик, нолдор звались гномами, а Том являлся лишь аллегорией английской деревни. Войдя во Властелин Колец, Том изменился; взявшись за роман, Толкин уже не применял к Тому слово “дух”.

   Будучи лесным духом, Том становится внезапно логичным. Становится понятно, почему он слабеет за пределами леса - но почему же ему удаётся совладать с умертвиями, вдали от леса, да ещё и так эффектно? В Курганных холмах мы понимаем, что его владение не ограничивается Лесом, но лишь центрируется на нём. Как простой дух леса способен победить могущественных духов, поселившихся в тела древних королей? И если он - дух всей Арды, то почему власть его так коротка, и почему он “не видит дел на Востоке”? Или Мордор - не такая же часть Арды, как Шир? И едва ли дух леса мог видеть мир до первого жёлудя и дождя; И, что куда важнее - до рек и лесов. При этом Лес - злобный и коварный, в противовес вечно радостному Бомбадилу. Том сражается с Лесом (вернее, его частью), и предпочитает общение с людьми, а не кряхтение старых деревьев. Чтобы призвать Тома, нужно обратиться не только к лесу, но также к огню, солнцу и луне; выходит, оставаясь в Лесу, Том связывает себя со всей Вселенной. Он, скорее, не лес и не земля, но нечто большее, обширное.

   Сторонники теории говорят, что как дух природы, Бомбадил свободен от Кольца, так как не имеет фэа-души. Но так ли это? Три Кольца были созданы, чтобы исправить тот вред, который Мелькор нанёс природе. Каждое из Трёх Колец контролировало свою природную стихию: Лотлориэн был сохранён прекрасным благодаря кольцу Галадриэль; кольцо Элронда призвало воды реки на помощь Фродо; и Гендальф сражался с огненным демоном в Мории наравне, потому что имел кольцо огня. Единое же было сильнее прочих, и обладало способностями каждого. Следовательно, и природа не могла остаться ему неподвластной. Именно поэтому, когда Кольцо гибнет, сотрясаются горы Мордора - Саурон создал их так же, как Галадриэль создавала красоту Лориэна.

   Иные скажут, что будучи духом, Бомбадил был чист и отрешён от всего земного. Пускай он и был таким, но такими не были духи: “Чтобы обрести власть над Ардой, Моргот выпустил свою суть в самую плоть Земли - потому что так всё, что жило на Земле, будь то животное, растение или дух, могло быть искажено” - так Толкин пишет в”Кольце Моргота”. Мелькор воплотил себя в физическом мире навсегда, без права отказаться от тела. Так он стал частью физического мира, и всё вокруг с тех пор несёт искажение. Духи - не исключение; Том не может принадлежать к ним, так как совершенно свободен от зла (либо стоит над ним).

   Будучи духом леса, Том не мог прийти в мир до Моргота. Лишь как дух самой Арды он мог существовать до прихода Мелькора. Однако, вернёмся к словам Глорфинделя - “В конце, когда всё падёт, падёт и Бомбадил - Последним, как Первым он пришёл. А затем опустится Ночь”. Саурон стремился покорить мир, но не уничтожить его; почему же тогда Бомбадил должен исчезнуть, если он - дух самой Земли? Одержи Саурон победу, Земля бы продолжила существовать, пускай и в куда более жутком виде. 

   Бомбадил не Бог, не Айнур и не дух. Он - нечто совершенно иное, выходящее за рамки физического мира. А потому, вопрос остаётся открытым - кто такой Том Бомбадил?

   И через неделю я постараюсь дать ответ.

Маглор в окружении валинорских дев

О том, как могли бы звучать имена некоторых персонажей, если бы их переводили по значению.