Короля-чародея

Amazon Studios подтвердило, что в их сериале по Средиземью будут чернокожие и т.д. эльфы

Из письма к Форресту Дж. Акерману 

Не датировано; июнь 1958]

[Комментарии Толкина по поводу предварительной версии киносценария{278} к «Властелину Колец».

Я наконец-то закончил комментировать «Сюжетную линию». То, сколь длинны и подробны мои заметки, я надеюсь, послужит доказательством моей заинтересованности в этом деле. По меньшей мере кое-что из того, что я говорю или предлагаю, может оказаться приемлемым, даже полезным, или, по крайней мере, интересным. Комментарии изложены постранично, в соответствии с текстом мистера Циммермана, копия которого была мне предоставлена и которую я теперь возвращаю. От души надеюсь, что кто-нибудь возьмет на себя труд это все прочитать.

Если Ц. и/или другие за это возьмутся, их, возможно, раздосадует или огорчит тон многих моих замечаний. Ежели так, то мне очень жаль (хотя я и не удивлюсь). Но я бы попросил их напрячь воображение и попытаться понять досаду (а порой и обиду) автора, который обнаруживает, чем дальше, тем больше, что с его произведением, кажется, обращаются в общем и целом небрежно, местами бездумно, и, по всему судя, вообще не понимая, о чем оно…..

Каноны построения сюжета сохраняют силу применительно к любому виду искусства; и недостатки плохих фильмов зачастую объясняются именно что преувеличением и вторжением неприемлемого материала, причиной чему — неспособность разглядеть глубинную суть оригинала.

Ц…. втиснул «волшебный замок» и целую уйму орлов, не говоря уже о заклинаниях, синих огнях и некотором количестве неуместной магии (как, скажем, парящий в воздухе Фарамир). Он вырезал те части повествования, от которых главным образом зависит его характер и особая атмосфера, отдавая предпочтение дракам; и не предпринял никакой серьезной попытки адекватно представить суть истории: поход Хранителей Кольца. Последняя, наиболее важная ее часть просто зарублена — не побоюсь этого слова — на корню.

Далее приведено несколько отрывков из пространных комментариев Толкина по поводу «Сюжетной линии».«Ц.» используется как сокращение для обозначения (автора) сценария. Ссылки даются на страницы (и, при необходимости, на отдельные строчки); ссылки на текст оригинала даются на том и страницу.

      2. С какой стати фейерверки включают в себя изображения «флагов» и «хоббитов»? В книге этого нет. Какие-такие «флаги»? Предпочитаю свой собственный выбор фейерверков.

Гандальв, извольте запомнить, «слюной» не «брызжет». Хотя ему порою случается и вспылить, хотя он наделен чувством юмора и вроде как фамильярничает с хоббитами, он — существо, облеченное высшей властью, исполненное благородства, и держится с исключительным достоинством. Не следует забывать об описании в I стр. 239.

     4. Здесь мы имеем дело с первым вторжением орлов. На мой взгляд, орлы — главная ошибка Ц., и притом совершенно неоправданная.

Орлы — опасный «механизм». Я их использовал очень умеренно, и это — абсолютный «потолок» их убедительности или полезности. Приземление Великого Орла с Туманных гор посреди Шира — это абсурд; кроме того, это делает неправдоподобным последующее пленение Г. Саруманом и портит рассказ о его бегстве. (Один из основных недостатков Ц. — его тенденция предвосхищать сцены или приемы, использованные позже, тем самым опошляя сюжет.) Радагастом зовут не орла, а мага; в книге приводится несколько орлиных имен. Для меня эти подробности важны.

Здесь да позволено мне будет заметить, что я абсолютно не вижу, зачем понадобилось сознательно ужимать временной расклад. В оригинале и без того плотность событий весьма высока: основное действие происходит с 22 сентября по 25 марта следующего года. Некритично настроенный зритель, возможно, что и проглядит множество невероятных нелепостей, вызванных еще большим ускорением; но я не понимаю, зачем без всякой на то необходимости их вводить. Естественно, что время в фильме неизбежно более расплывчато, нежели в книге; но в толк не могу взять, на что нужны определенные утверждения касательно времени, вопреки книге и достоверности…..

Сезонам в оригинале уделяется внимание самое пристальное. Они ярки и красочны, и должны бы, и с легкостью могут стать основным средством, с помощью которого художники показывают ход времени. Главное действие начинается осенью и длится всю зиму вплоть до ясной, погожей весны: на этой основе зиждется содержание и атмосфера повести. «Ужимание» времени и пространства у Ц. уничтожает это впечатление. Так, по его раскладам мы угодим в снежную бурю, в то время как на дворе еще лето. «Властелин Колец», возможно, и «волшебная сказка», однако действие его происходит в Северном полушарии этой земли: мили — это мили, дни — это дни, погода — это погода.

Ужимание такого рода вовсе не то же самое, что необходимое сокращение или отбор сцен и событий для воплощения в зрительных образах.

    7. Первый же параграф создает превратное представление о Томе Бомбадиле. Он — не владелец лесов; и к такой угрозе он бы никогда не прибег.

«Старый плут!» Вот хороший пример общей тенденции, что я замечаю за Ц., — тенденции к снижению и упрощению тона под стать сказочке более детской. Это выражение никак не согласуется с тоном последующей долгой речи Бомбадила; и хотя речь эта вырезана, вовсе незачем игнорировать содержащиеся в ней указания.

Извините, но, на мой взгляд, Златенику вводят ужасно нелепым образом, под стать «старому плуту». Опять-таки в моей истории для этого нет никаких оснований. Мы не в «волшебной стране», а в самом что ни на есть реальном краю рек осенней порой. Златеника воплощает собой смену времен года в таких землях. Лично я считаю, что лучше ей вообще исчезнуть, нежели появляться таким бессмысленным образом.

    8 строка 24. Хозяин гостиницы кепросит Фродо «зарегистрироваться»! Да и зачем бы? Там нет ни полиции, ни властей. (Равно как и комнаты он у меня не номерует.) Если нужно добавлять лишние подробности в картину, и без того загроможденную, они должны хотя бы соответствовать описываемому миру.

    9. Покидать гостиницу ночью и убегать в темноту — здесь это совершенно невозможное разрешение трудностей с подачей материала (а я их вижу). Арагорн никогда бы так не поступил. Данная сцена основана на абсолютно неправильном представлении о Черных Всадниках; очень прошу Ц. его пересмотреть. Опасны они главным образом тем, что внушают иррациональный страх (подобно призракам). У них не так много физической силы, чтобы одолеть бесстрашного; но та, что есть, и внушаемый ими страх несказанно возрастает в темноте. Король-чародей, их предводитель, во всех отношениях могущественнее остальных; однако ж не следует до поры наделять его мощью т. III. Там, будучи поставлен Сауроном во главе войска, он обретает добавочную демоническую силу. Но даже в Пеленнорской битве тьма только-только начала рассеиваться. См. III 114.

   10. Ривенделл — никакой не «мерцающий лес». Это — неуместное предвосхищение Лориэна (на который он никоим образом не похож). С Заветери его не видно: Ривенделл находится от нее в 200 милях и сокрыт в ущелье. Не вижу ни визуальных, ни сюжетообразующих выгод в том, чтобы без нужды ужимать географию. В книге Бродяжник вовсе не «выхватывает меч». Еще бы: его меч сломан. (Клинок, сияющий эльфийским светом, — еще одно ложное предвосхищение перекованного Андуриля. Предвосхищение — один из главных недостатков Ц.) Так зачем ему это делать здесь — в поединке, в котором, как ясно указывалось, оружие не задействовано?

   11. Арагорн не «пел песню о Гиль-галаде». Что вполне естественно: она крайне неуместна, поскольку повествует о гибели эльфийского короля от руки Врага. Черные Всадники не вопят, но хранят куда более пугающее молчание. Арагорн не бледнеет. Всадники медленно подходят пешими в темноте, а вовсе не «пришпоривают коней». Никакой битвы нет. Сэм вовсе не «вонзает свой клинок в бедро Кольцепризрака», равно как и удар его вовсе не спасает Фродо жизнь. (А будь это так, результат оказался бы практически таким же, как в III 117—20: Призрак рухнул бы на землю, а меч исчез бы.)

С какой стати мой рассказ об этом эпизоде переписан целиком и полностью, без учета оставшейся части повествования? Я понимаю, что сцена в темноте заключает в себе ряд трудностей, но они вполне преодолимы. Полумрак, озаренный маленьким алым костерком, и Призраки, медленно приближающиеся как тени более темные, — вплоть до того мгновения, когда Фродо надевает Кольцо и Король выступает вперед в истинном обличье, — представляется мне картиной куда более внушительной, нежели очередные вопли и довольно бессмысленное размахивание мечами…..

На этот отрывок я затратил некоторое время как на пример того, с чем сталкиваюсь слишком часто, чтобы испытать «удовлетворение или удовольствие»: намеренное изменение сюжета, фактическое и смысловое, без всякой практической или художественной цели (насколько я могу судить), и обезличивающий эффект, что неминуемо возникает из-за уподобления одного эпизода другому.

   15. Время вновь ужимается и ускоряется, а в результате снижается значимость Квеста. Гандальв вовсе не говорит, что они отправятся в путь, как только упакуют вещи! Проходит два месяца. Без временных указаний вообще можно обойтись. Ход времени следует просто отобразить хотя бы тем, что по пейзажу и деревьям будет видно: наступила зима.

В конце страницы снова появляются орлы. На мой взгляд, столь вольное обращение с книгой просто недопустимо. «Девять Пеших» — и нате вам, они тут же взмывают в воздух! Такая отсебятина разве что снижает правдоподобие, а сюжетный ход с орлами становится избитым к тому времени, когда они наконец действительно понадобятся. Кинематографу вполне по силам наметить, относительно кратко, долгое и утомительное путешествие, скрытно, пешком, навстречу трем зловещим горным пикам.

Ц., похоже, не слишком-то интересуют времена года или пейзажи, хотя из того, что я видел, я сказал бы, что главное достоинство и привлекательность фильма, скорее всего, окажутся заключены именно в них. А что, на взгляд Ц., эффект фильма, скажем, о восхождении на Эверест несказанно улучшится, если ввести вертолеты и подвезти альпинистов до середины подъема (вопреки достоверности)? Куда лучше было бы вырезать снежную бурю и волков, нежели превратить трудное путешествие в фарс.

   19. С какой стати Ц. наделил орков — клювами и перьями?! (Орки— это вам не гагарки!) Со всей определенностью говорится, что орки — это искажение «человекоподобного» обличил эльфов и людей. Они (есть или были) приземистые, раздавшиеся вширь, с плоскими носами, землистой кожей, широкими пастями и раскосыми глазами: по сути дела, ухудшенные и отталкивающие разновидности самых непривлекательных (с точки зрения европейцев) монголоидных типов.

   20. Балрог вообще не разговаривает и не издает никаких звуков. И уж тем более не хохочет и не глумится…..Возможно, Ц. и считает, что разбирается в балрогах лучше меня, но пусть не рассчитывает, что я с ним соглашусь.

   21 и далее. «Чудесное зрелище. Это — дом Галадриэли… эльфийской королевы». (Вообще-то таковой она не была.) «Изящные шпили и миниатюрные минареты эльфийского цвета гармонично вписываются в прелестные очертания замка». По-моему, этот отрывок сам по себе прискорбен, а местами еще и сущая наглость. Не будет ли Ц. так добр отнестись к моему тексту с толикой уважения, хотя бы в описаниях, которые со всей очевидностью являются ключевыми для общего тона и стиля книги! Я ни при каких обстоятельствах не потерплю такого обращения с Лориэном, даже если лично Ц. предпочитает «крохотных феечек» и дешевые безделушки традиционных современных волшебных сказочек.

Исчезновение искушения Галадриэли глубоко показательно. Практически все, что заключает в себе нравственный смысл, из сценария убрано.

   22. Лембас, «дорожные хлебцы», названы «пищевым концентратом». Как я уже давал понять, я не выношу, когда мое произведение приближают к стилю и характеру «contes des fйes», или французских волшебных сказочек. В равной степени я терпеть не могу любые поползновения в сторону «наукообразия», примером которого является данное выражение. И та, и другая стилистика моей истории чужды. Мы не Луну осваиваем и не какую-либо другую, еще более неправдоподобную область. Никакой лабораторный анализ не выявил бы у лембас химических свойств, благодаря которым лембас превосходят любые другие пшеничные хлебцы.

Я комментирую здесь это выражение лишь как показатель подхода в целом. Вне всякого сомнения, оно случайно и (надеюсь) в сам диалог ничего подобного в стилевом плане не вкрадется.

В книге у лембас две функции. Это «механизм» или прием для того, чтобы придать правдоподобия длинным переходам при малом количестве провианта в мире, в котором, как я уже сказал, «мили и мили». Однако это как раз относительно неважно. А еще лембас обладает куда большей значимостью — «религиозного» характера, как я бы сказал с определенными оговорками. Это впоследствии становится очевидным, особенно в главе «Гора Рока» (III 213 и далее). Не вижу, чтобы Ц. использовал лембас хотя бы как сюжетный прием; а вся «Гора Рока» исчезла в искаженной неразберихе, в которую Ц. превратил финал. Насколько я могу судить, лембас вообще можно убрать заодно с остальным.

Я от души надеюсь, что при вкладывании определенных речей в уста персонажей они будут воспроизведены в точности так, как у меня: по стилю и настрою. Я буду возмущен искажением характеров персонажей (и уже возмущаюсь, насколько это видно по данному наброску) даже больше, нежели порчей сюжета и декораций.

Части II и III. Я много места уделил критике части I, и даже отдельных ее деталей. Это оказалось проще, потому что часть I в целом воспроизводит сюжетную линию книги и отчасти сохраняет ее логическую последовательность. Часть II воплощает в себе все недостатки части I; но при этом гораздо более неудовлетворительна, а уж часть III — еще хуже, причем в отношении вещей куда более важных. Складывается впечатление, что Ц. затратил массу времени и труда на часть I и теперь обнаружил, что ему не хватает не только места, но и терпения для проработки двух более трудных томов, где действие ускоряется и усложняется. Как бы то ни было, он предпочел трактовать их так, что возникает хаос, к финалу перерастающий едва ли не в бред сумасшедшего…..

Теперь повествование распадается на две основные линии: 1. Основное действие: Хранители Кольца. 2. Второстепенное действие: оставшаяся часть Отряда, уводит к «героическим» темам. Важно рассматривать эти две линии в логической последовательности. Как для внятности истории, так и потому, что они столь различны по тону и декорациям. Смешивать их без толка и смысла означает полностью погубить и то, и другое.

   31. Я глубоко сожалею о подобном обращении с главой «Древобород», подсказано оно необходимостью или нет. Я уже заподозрил Ц. в том, что деревья его не интересуют; и очень жаль, поскольку в данной истории им отведено немало места. Но, честное слово, то, что осталось, в любом случае — совершенно невразумительное мимолетное впечатление, разве нет? Кто вообще такие энты?

   31—32. Теперь мы добрались до жилища людей в «героическом веке». Ц., похоже, этого не понимает. От души надеюсь, что поймут художники. Но и ему, и им на самом деле достаточно лишь следовать тексту и не менять его по собственному капризу (совершенно неуместному).

В те времена личные «покои» не использовались. У Теодена, скорее всего, их и не было, разве что «спальня» в отдельной небольшой «пристройке». Гостей или посланцев он принимал, восседая на возвышении в своем королевском чертоге. Из книги это вполне понятно; и такую сцену можно проиллюстрировать куда успешнее.

    31—32. Отчего Гандальв и Теоден не выходят на открытое место перед дверями, как сказано у меня? Да, я отчасти обогатил культуру «героических» рохиррим, однако до застекленных окон, которые можно распахнуть, дело не доходит!! Можно подумать, мы в отеле. («Восточные окна» чертога, II 116, 119, представляли собою лишь узкие, незастекленные прорези под свесами крыши.)

И даже если бы король такого народа имел отдельный «покой», этот покой никогда бы не превратился в «бурлящий деятельностью улей»! Бурная деятельность имеет место быть снаружи и в городе. То, что подлежит показу, должно происходить на широкой мощеной террасе перед массивными дверями.

    33. Боюсь, что изображенная мимоходом «защита Хорнбурга» — такое название подошло бы лучше, поскольку Хельмова Падь, ущелье за крепостью, вообще не фигурирует, — меня не вполне удовлетворяет. Сдается мне, втиснутая в таком виде в фильме эта сцена покажется довольно бессмысленной. Вообще-то сам я склоняюсь к тому, чтобы ее безжалостно вырезать, раз уж никак нельзя сделать ее более внятной и более значимой частью истории…..Если и на энтов, и на Хорнбург не остается достаточно места, чтобы получилось вразумительно, придется от чего-то одного избавиться. И лучше от Хорнбурга, поскольку по отношению к главной сюжетной линии это — побочный эпизод; кроме того, мы выигрываем еще и в том, что большая битва нам еще предстоит (а ее по возможности нужно изобразить как можно эффектнее), но битвы обычно чересчур похожи одна на другую: отсутствие конкуренции главной битве пойдет только на пользу.

    34. С какой стати Ц. взбрело в голову утверждать, что хоббиты «жуют смехотворно длинные сэндвичи»? И впрямь смехотворно. Не понимаю, с чего автор должен «радоваться» таким дурацким переделкам. Один из хоббитов спал, другой курил.

Винтовая лестница, «вьющаяся» вокруг Башни [Ортанк], — продукт фантазии Ц., а не моего произведения. Я же предпочитаю второе. Высота башни составляла 500 футов. К большой двери вела лестница из 27 ступеней; над ними было окно и балкон.

Ц. чересчур любит слова «гипноз» и «гипнотический». Ни гипноз как таковой, ни его научно-фантастические разновидности в моем произведении не фигурируют. Голос Сарумана не гипнотизировал, но убеждал. Те, кто ему внимал, подвергались опасности не впасть в транс, но согласиться с его доводами, будучи в полном сознании. Для любого всегда была открыта возможность отвергнуть, посредством свободной воли и разума, как сам его голос в момент говорения, так и последующее произведенное им впечатление. Саруман искажал способности к рассуждению.

Ц. вырезал финал книги, включая смерть Сарумана как таковую. В таком случае не вижу повода его убивать. Саруман ни за что не покончил бы с собой: та личность, которой он стал в итоге, станет цепляться за жизнь вплоть до последнего, жалчайшего ее остатка. Если Ц. желает-таки решить вопрос с Саруманом (не вижу, почему, при том, что столько нитей остается болтаться как попало), Гандальву, когда отлученный Саруман падает наземь, следует сказать что-нибудь вроде: «Раз ты упорно отказываешься выйти и помочь нам, так оставайся в Ортанке, пока не сгниешь, Саруман. И пусть об этом позаботятся энты!»

Часть III…. в моих глазах абсолютно неприемлема, как целиком, так и в подробностях. Если предполагается, что это — лишь наброски для раздела, по длине приблизительно равного I и II, тогда при заполнении необходимо привести его в соответствие с книгой и устранить вопиющие переделки. А если предполагается, что это — лишь своего рода короткий финал, тогда могу сказать лишь одно: так искажать книгу «Властелин Колец» недопустимо.

Кто такой Том Бомбадил?

Этот пост - первый из запланированной дилогии, призванной порассуждать о, вероятно, величайшей загадке Арды. Многие об этом спрашивают, и мы посчитали, что вопрос достоин отдельного выпуска. Сперва я намерен обсудить пять наиболее известных теорий, следуя от менее к более правдоподобным. Также, этот выпуск содержит маленький интерактивчик - предлагаю каждому проголосовать в конце за ту теорию, которая вам видится лучшей. Несмотря на то, что я постарался разгромить все.

Напоминаю, что мы с радостью примем ваши вопросы, и наградим те из них, что заслужат одобрение в конкурсе.
Рассмотренные теории:

     - Том - Эру

     - Том - Толкин

     - Том - Вала

     - Том - Майа

     - Том - природный дух

   “Кто есть Том Бомбадил?” Этот вопрос задаёт Фродо, и он не одинок в своём изумлённом любопытстве. Хоббит получает ответ, простой и многосложный одновременно - “Он есть”, - или, чтобы вернее передать ассоциацию, - “Он Есмь”. Он назван Хозяином, древнейшим в Арде, не имеющим Отца, и “пришедшим в мир до Тёмного владыки”. Он имеет безграничную власть над лесом и духами, но власть эта не выходит за пределы маленького мирка. Он не только не подвластен Кольцу, но и не меняется, надев его - качество, недоступное даже майар.

   Толкин отказывался давать ответ на то, кем является Бомбадил. По его словам, “в каждом мире должна быть своя загадка”. Однако, считать, что ответа нет - неправильно. Выслушав ряд теорий, Толкин восклицал в ответ - “Вы совершенно упустили суть!”, и развенчал некоторые версии таким образом, будто сам догадывается об ответе.

   С тех пор многое изменилось; Сильмариллион, известный тогда лишь единицам приближённых, вышел в свет после смерти Толкина, и мир много больше узнал об устройстве Эа. Появились новые теории, куда более достоверные. Но прежде, чем обратиться к ним, следует кратко обсудить уже отвергнутые.

Бомбадил как Творец

   Ответ, прозвучавший в хижине Бомбадила (“Он есмь”), навёл многих на очевидную мысль - на страницах и так довольно христианского романа воплотился сам христианский Бог. “Аз есмь Альфа и Омега, Начало и Конец”. Имя Библейского Бога пишется как Яхве или Иегова - “Тот, кто Есть”. Однако, аллюзия совершенно случайная - о чём Толкин неоднократно заявлял. К тому же, позднее мы узнаём, что Том мало смыслит в Кольце и всей истории вокруг него; для Всемогущего и Всеведущего Бога такое неведение невозможно. К тому же, Толкин - благочестивый католик. Допускать, что воплощение Бога может иметь супругу - сродни ереси (именно ересью было признано арианство, говорившее о человечности Иисуса и его браке с Марией Магдаленой).

   В конце-концов, Толкин заявил совершенно точно - никаких воплощений Бога где-либо в его мифологии нет и не может быть. Толкин подчёркивает, что будучи созданием “без Отца”, Том всё же был сотворён, а библейское “Аз есмь суть” - не то же самое, что “Он есмь”. К концу жизни он начинает работу над “Athrabeth Finrod ah Andreth”, где рассуждает о возможности воплощения Бога в человеческом теле спустя многие столетия. Однако, не заходя дальше идеи, эта мысль всё равно отсылает нас к созданию куда менее таинственному, нежели Бомбадил; разговор между Финродом и Андрет в Первую эпоху шёл ни о ком ином, как о Иисусе из Назарета.

   Вторая “теория Творца” отсылает нас к самому Толкину. Кому то она покажется очевидно абсурдной, но и у неё есть свои поклонники. Однако, она не только не имеет под собой оснований, но и, как в случае с предыдущей, разгромлена самим Толкином. В письме №180, Толкин отвергает идею о том, что он - Гендальф, и вообще какой-либо из персонажей саги: “Я НЕ Гендальф, но всего-лишь  трансцендентный со-творец этого маленького мира. Если кто-то из персонажей и напоминает меня, то это Фарамир; впрочем, мне всё равно не достаёт качества, повсеместного в моём мире (пусть психоаналитики записывают!) - Смелости.” Что важно в этой цитате, так это “трансцендентный со-творец” - т.е. находящийся за пределами мира участник творческого процесса; не стоит забывать, что Толкин, по собственному мнению, лишь записывал то, что, как ему казалось, “когда-то могло быть” - отсюда и понятие “со-творец” (Sub-creator). Отсюда можно сделать простой вывод - Толкин никогда не задумывал вписать себя в историю “изнутри”.

Бомбадил - Вала

   Эта теория значительно стройнее предыдущих. Однако, сильные стороны в ней заметно подавлены слабыми. Том не подпадает под определение того, кто нам известен под словом “Вала”. Все Валар перечислены в Сильмариллионе; единственная пара, отдалённо соотносимая с Томом и его супругой - Ауле и Йаванна, бог-кузнец и богиня-природа. Несмотря на некоторое сходство женской половины, их мужья едва ли похожи.

   Одна из сильный сторон теории в попытке объяснить, как Том избегает влияния Кольца. Если бы он был величайшим кузнецом, то и земные металлы ему могли подчиняться; впрочем, золото - металл Мелькора, а не Ауле. Ещё один аргумент состоит в том, что происхождение от Валар объясняет Безотцовство и титул Древнейшего - но на том аргументы и кончаются.

   Слабостей же у теории больше, чем я мог бы описать. Том слишком малое знает о мире вокруг, чтобы быть одним из величайших Вала. Не оправдывает она и то, как Том относится к Кольцу - с пренебрежением и без интереса. Ауле наверняка бы понял, что держит в руках чудовищное творение собственного ученика. Гендальф же подчёркивает, что стоит только отдать Кольцо Бомбадилу - и тут забудет его и выбросит прочь. К тому же, он не мог быть тем, кто “пришёл в мир до Тёмного Владыки”; Мелькор первым из Валар спустился в Арду, и до него тут не было никого из живущих. Вызывают вопросы и отношения Тома со Старым лесом - они идут в полный разрез с тем, что описано в Сильмариллионе. Ауле не заботят леса; для него они - лишь расходный материал людей и гномов. Том же близок с Лесом, он о нём заботится и ведёт с ним пускай и странную, подчас даже опасную, но дружбу.

   Наконец, на Совете Элронда звучит однозначный вывод - Том не сумеет противостоять Саурону, с Кольцом или без. Гендальф, будучи майа, способен победить Саурона, если сам завладеет Кольцом; в том же состоит стратегия Сарумана. Так неужели Валар не сумеет, овладев Кольцом, сделать то, что под силу Майар? И сам Толкин пишет, что единственное спасение Бомбадила - победа Запада над Сауроном. “Ничего не останется для Бомбадила в мире Саурона”, заключает он. Валар покинули Средиземье, и не вмешиваются в ход вещей; они в безопасности в Валиноре. Но Том в совершенно ином положении.

   Для тех же, кого предыдущие слова не убедили, могу добавить: в Утраченных сказаниях именно Ауле выбирает Сарумана для миссии в Средиземье. Выходит, он не только остаётся в Валиноре, но и полностью осознаёт угрозу Кольца, созданную его учеником. Он выбирает лучшего из своей свиты - того, кто прекрасно знает природу Колец; и, как это обычно случается, тот заходит слишком далеко. “Если долго смотреть в бездну, бездна начинает смотреть в тебя”; сражаясь с драконами, Саруман сам стал драконом. Едва ли его учитель может после такого заявиться в образе экстравагантного лесного духа, и проявлять совершенное безразличие к Кольцу.

Том - майа

   Эта теория куда как сильнее, но имеет существенные просчёты. Для майар, живших в Средиземье, Том слишком силён. Гендальф часто сталкивался с созданиями, подобными умертвиям, но никогда не производил того эффекта, что имеет один только голос Бомбадила. Гендальф и Саруман творят заклинания, Бомбадил - просто поёт; он песней изгоняет демона не только со своего пути, но и вовсе прерывает его посмертное существование. Гендальф же нуждается в мече и посохе, чтобы убивать обыкновенных орков. Впрочем, это нельзя считать серьёзным просчётом теории; в конце-концов, мы немногое знаем о Мелиан, и десятках безымянных майар, что обитали в Средиземье в разное время.

   Теория трещит по швам, когда речь заходит об отношениях Тома с Кольцом. Том надевает Кольцо, и ничего не случается; его не привлекает идея владеть им, ведь для него Кольцо - пустяк, недостойный внимания. Гендальф, Саруман и даже Саурон вынуждены бороться с Кольцом. Первые противятся его воле чтобы овладеть артефактом либо отвергнуть его; Саурон же прилагает усилия, чтобы удержать власть над своим творением. Толкин пишет, что “Кольцо властно надо всеми, даже над Волшебниками либо Посланниками; и кроме них - над всеми в этой части Вселенной”. Будь Том майа, он бы не сумел избежать этой власти. И, как и в случае с предыдущей теорией, Том проявляет чудовищную для майа неосведомлённость. Даже сумев избежать влияния Кольца, он не мог не почувствовать его природу.

   Наконец, нам мешает и возраст Тома. “Том был здесь до рек и лесов; Том помнит первый дождь и первый жёлудь. Он бродил здесь до Большого народа, и видел приход Малого. Он был здесь... когда эльфы пошли на запад, Том уже был здесь, прежде, чем моря приняли свой облик. Он знает тьму, что была до звёзд, и в которой не было страха - то было прежде, чем Тёмный Владыка пришёл Извне”. Как уже было сказано, Моргот первым явился в мир; лишь потом прибыли Валар, а Майар последовали за ними. В “Измене Айзенгарда” есть фраза Гендальфа, посвящённая Бомбадилу - “Он много старше меня, и наши пути различны”. Выходит, что для Толкина майа Гендальф и некто Бомбадил - существа разного порядка. И даже если допустить, что Бомбадил был первым из майар, а под “приходом” понимать настоящее рождение айнур, то теория всё равно гибнет. Дело в том, что валар первыми были созданы в разуме Илуватара, и лишь затем - майар.

Бомбадил - природный дух

   Прежде эта теория казалась мне лучшей из трёх; впрочем, даже не доходя до темы следующего “выпуска”, мне есть за что её отвергнуть. Многие даже не станут рассматривать теорию всерьёз; образ природных духов существует лишь в черновиках и малой прозе Толкина, в стихах и фольклоре хоббитов. Однако, даже находясь лишь там - они уже часть мира, и Толкин долго пытался привнести их в общую картину, а значит - ему было важно существование неких духов в Арде.

   Вкратце, эта теория относит Тома к одному из двух духов - духу леса и духу самой Арды. Таким образом, вторая версия делает его антропоморфным воплощением самого мира. Сторонники теории отсылают к словам Толкина о том, что “Том - (исчезающий) дух деревень Оксфорда и Бэркшира”. Увы, это лишь пример вырванной из контекста цитаты. Речь идёт о стихе 1934 года - тогда Властелин Колец ещё даже не был начат, Силльмарион имел совершенно иной облик, нолдор звались гномами, а Том являлся лишь аллегорией английской деревни. Войдя во Властелин Колец, Том изменился; взявшись за роман, Толкин уже не применял к Тому слово “дух”.

   Будучи лесным духом, Том становится внезапно логичным. Становится понятно, почему он слабеет за пределами леса - но почему же ему удаётся совладать с умертвиями, вдали от леса, да ещё и так эффектно? В Курганных холмах мы понимаем, что его владение не ограничивается Лесом, но лишь центрируется на нём. Как простой дух леса способен победить могущественных духов, поселившихся в тела древних королей? И если он - дух всей Арды, то почему власть его так коротка, и почему он “не видит дел на Востоке”? Или Мордор - не такая же часть Арды, как Шир? И едва ли дух леса мог видеть мир до первого жёлудя и дождя; И, что куда важнее - до рек и лесов. При этом Лес - злобный и коварный, в противовес вечно радостному Бомбадилу. Том сражается с Лесом (вернее, его частью), и предпочитает общение с людьми, а не кряхтение старых деревьев. Чтобы призвать Тома, нужно обратиться не только к лесу, но также к огню, солнцу и луне; выходит, оставаясь в Лесу, Том связывает себя со всей Вселенной. Он, скорее, не лес и не земля, но нечто большее, обширное.

   Сторонники теории говорят, что как дух природы, Бомбадил свободен от Кольца, так как не имеет фэа-души. Но так ли это? Три Кольца были созданы, чтобы исправить тот вред, который Мелькор нанёс природе. Каждое из Трёх Колец контролировало свою природную стихию: Лотлориэн был сохранён прекрасным благодаря кольцу Галадриэль; кольцо Элронда призвало воды реки на помощь Фродо; и Гендальф сражался с огненным демоном в Мории наравне, потому что имел кольцо огня. Единое же было сильнее прочих, и обладало способностями каждого. Следовательно, и природа не могла остаться ему неподвластной. Именно поэтому, когда Кольцо гибнет, сотрясаются горы Мордора - Саурон создал их так же, как Галадриэль создавала красоту Лориэна.

   Иные скажут, что будучи духом, Бомбадил был чист и отрешён от всего земного. Пускай он и был таким, но такими не были духи: “Чтобы обрести власть над Ардой, Моргот выпустил свою суть в самую плоть Земли - потому что так всё, что жило на Земле, будь то животное, растение или дух, могло быть искажено” - так Толкин пишет в”Кольце Моргота”. Мелькор воплотил себя в физическом мире навсегда, без права отказаться от тела. Так он стал частью физического мира, и всё вокруг с тех пор несёт искажение. Духи - не исключение; Том не может принадлежать к ним, так как совершенно свободен от зла (либо стоит над ним).

   Будучи духом леса, Том не мог прийти в мир до Моргота. Лишь как дух самой Арды он мог существовать до прихода Мелькора. Однако, вернёмся к словам Глорфинделя - “В конце, когда всё падёт, падёт и Бомбадил - Последним, как Первым он пришёл. А затем опустится Ночь”. Саурон стремился покорить мир, но не уничтожить его; почему же тогда Бомбадил должен исчезнуть, если он - дух самой Земли? Одержи Саурон победу, Земля бы продолжила существовать, пускай и в куда более жутком виде. 

   Бомбадил не Бог, не Айнур и не дух. Он - нечто совершенно иное, выходящее за рамки физического мира. А потому, вопрос остаётся открытым - кто такой Том Бомбадил?

   И через неделю я постараюсь дать ответ.